Казахские юрты. 1975 год

Подкатегория: без секса

1975 год - странный год. Странный потому, что это тот самый год, когда я стал профессиональным артистом. Прошёл у меня этот год как во сне, остались только сказочные воспоминания.

Восток - это вообще страна загадок, а Казахстан - это восток. Я никогда не думал, что он будет так близок мне и что я попаду в места, где ходил когда-то сам Ходжа Насреддин. Я попал в национальный эстрадный коллектив "Жайык толкын", и мы поехали показывать свои концерты по всему Казахстану. Жара стояла плюс 52. Ночью же температура могла падать и до нуля. Ехали мы ночами, потому что днём можно было просто обжечься о песок. Жара. И вот вода! Перед нами знаменитая Амударья. Пить эту воду нельзя, но купаться-то в ней можно! И мы купались. Это было здорово. Надо просто представить, что такое искупаться почти в пустыне, и тогда можно понять наше счастливое от этого состояние.

Ездили мы на автобусе "Кубань". Кто помнит такие автобусы, знает, о чём я говорю. Это очень плохие автобусы. Он приготовил нам неприятный сюрприз. Пока мы купались, наш автобус, который остался без присмотра, потихоньку наполовину всосался в песок. Вытащить его своими силами было невозможно, поэтому пошли наши старшие казахи искать помощи у местного населения. Помощь они нашли. Недалеко от нашей стоянки в нескольких юртах жила семья одного чабана: он сам, его жена и два его сына.

Автобус вытащили с помощью двух коней, и мы, счастливые, были приглашены в гости этим чабаном и его семьей. В одной юрте они спали, в другой у них была кухня, в третьей жили их дети, а в четвёртой юрте - вы не поверите - стояла новенькая "Волга". Правительство подарило, вот она и стоит. Чабан - Герой труда всё-таки. Как она туда попала, кто её привез или пригнал - просто не представляю, да и спросить у них было об этом невозможно, так как семья не знала русского языка, а те казахи, с которыми я работал, не стали спрашивать уважаемого человека о таких пустяках.

Нас усадили в главной юрте и стали угощать. Спросили нас, кто мы такие. Мы ответили, что артисты.

- Что это такое - артисты?

- Концерт показываем.

- А это что?

И мы решили показать им концерт. Но тут наш старый казах-администратор Омар Батырович (мы его для лёгкости русского произношения звали Январь Батырыч) сказал, что концерт денег стоит. Тогда чабан вынул небольшой ящичек и раскрыл его. Я такого никогда больше в жизни не видел. Это не сравнится ни с какими долларами! В ящике лежали пачки пятидесятирублевок. Много! Чабан взял одну пачку и спросил:

- Этого хватит?

- Хватит, - сказал Январь Батырыч и жестом факира спрятал пачку в недрах своего байкового халата, из-под которого торчал пиджак обычного костюма, правда, довольно старого.

Мы пели казахские песни, и все были довольны. Но вот настала моя очередь - показывать фокусы

В общем-то, я думал, что 1975-й год - это всё-таки цивилизация, и мне как-то не верилось в то, что мне кланяются в ноги, к тому же с таким неподдельным страхом. Я показывал им свои фокусы и наслаждался. Наслаждался не только реакцией на моё искусство, но и глядя на младшего сына этого чабана, потому что он смотрел на меня с неподдельным восхищением и был очень красивым.

Когда все всё посмотрели и остались очень даже довольны концертом, то немного выпили молочной водки, и начались разговоры. Разговоры шли по-казахски, я ничего не понимал и вышел из юрты на улицу. Там было уже довольно прохладно, потому что уже вечерело. Я сел прямо на песок и поджал колени под подбородок. Я сидел и думал. Думал о себе, о пустыне, об своих впечатлениях от того, что я вижу каждый день.

Понравившийся мне паренёк тоже вышел из юрты. Он сел рядом и, глядя на меня, что-то тихо и долго говорил. Говорил он по-казахски, а я смотрел на него и думал: "Что же ты, милый, по-русски-то не понимаешь?! Я бы тебе тогда сказал бы многое. Сказал бы, что ты красивый, что я такого хочу. Сейчас хочу, на песке". Но мне было хорошо и без этого. Я слушал незнакомую речь, смотрел на него и на звезды и ёжился от холода.

Он увидел, что я мерзну, и показал рукой на другую юрту. Я понял, что там тепло и там можно лечь спать. Я пошёл туда и лёг на циновку, на которую он мне показал. Он сел рядом. От него исходил потрясающий запах юного тела. У меня голова закружилась от него. Я показал ему рукой, чтобы он лёг рядом со мной, и он меня послушался!

Мы лежали рядом и смотрели в потолок, если это можно было назвать потолком. Он был какой-то странный, этот "потолок". Я никак не мог понять, что в нём такого странного. Потом я повернулся и стал смотреть на парня. Он тоже повернулся ко мне. Мы смотрели друг другу в глаза, и я никак не мог понять, о чём он думал. О том, что видит колдуна так близко?

У юноши были очень красивые глаза или это мне так показалось тогда? Но я всё-таки подвинулся к нему поближе и поцеловал его - прямо в губы. У него глаза расширились от удивления, но он не отодвинулся от меня. Я целовал его нежно, едва касаясь его губ своими губами. Он замер, о чём-то размышляя, а потом закрыл свои глаза и тоже ответил мне нежным поцелуем. Я целовал его лицо, ушки, грудь, но ниже опускаться не стал. В общем, были поцелуи - сладкие и нежные. Не знаю, сколько это длилось, но мы оба заснули в объятиях друг друга.

А потом было утро. Когда я открыл глаза, то понял, что же для меня было странного в том самом потолке в юрте. Оказалось, что все стыки шкур, которые составляли юрту, были аккуратно заклеены пятидесятирублевыми купюрами. Бумага хорошая, так что же её не заклеить? Я более никогда не спал в денежном доме. Забыть такие странности довольно сложно, и я рассматривал всё это, запоминая, потому что сфотографировать это было практически невозможно. У меня был с собой фотоаппарат "Смена-7", двухкассетный, удобный, но дело было в том, что за день вся фотоэмульсия расплавилась и не могла уже ничего запечатлеть, только запачкала фотоаппарат.

Окончательно проснувшись, я оглянулся вокруг себя и увидел, моего друга в юрте уже не было. Он с самого утра ушёл куда-то с отарой.

Мы уезжали. Собирались долго, так как торопиться нам было особо некуда. Куда торопиться в пустыне? К следующей юрте? Вообще, гастроли у нас строились тогда довольно странно. Я ждал. Ждал, что он появится, чтобы хотя бы пожать ему руку, ещё раз прикоснуться к его коже, но его всё не было. Больше я этого паренька никогда не видел. Он остался в моей памяти красивым, смуглым, нежным. Вспоминает ли он меня хоть изредка?

Впереди было много всего, в том числе перегон через все Каракумы, где мы на три дня остались без воды, и я уже не надеялся выжить, но мы случайно набрели на железную дорогу, и нас спас машинист поезда. Впереди были горы Алатау с их обрывами, пропастями и горными аулами, горы Медео с цивилизованными катками и целыми полями тюльпанов, и с этими местами у меня связано тоже много интересных воспоминаний.