Преумноженная сущность

Первое, что я попытался сделать, - это глотнуть, и тут же ощутил болезненную сухость во рту. Голова кружилась. Я разлепил глаза и уставился в потолок. Там, словно микеланджеловский натурщик, на смятой постели лежал человек. Тело не слушалось меня, и только голова, готовая вот-вот оторваться от шеи, могла поворачиваться в стороны. Натурщик на потолке вслед за мной вертел головой, и только тогда я понял, что это моё отражение в зеркалах, наклеенных на потолок. Раздавленный, я бессмысленно созерцал свою наготу, пока не заметил, что в постели я не один. Слева от меня в длинных и пышных складках одеяла угадывался силуэт человека. Прозрачные движения слабой рукой по складкам подтвердили, что зеркала не лгут. Я медленно потянул одеяло. Нескончаемым полотном оно тянулось откуда-то из-за кровати, пока, наконец, его край не прошелестел по подушке, обнажив голову парня. Я смотрел на его бритые виски, силясь понять, кто это может быть. Сдавшись, я несколько раз толкнул его в плечо, на что он недовольно простонал.

- Ты кто? - прошептал я.

Парень ничего не ответил, а только медленно пожевал губами.

Я небрежно бросил край одеяла и попытался встать. С трудом, словно части тела были перепутаны местами, я сел на постель. Тяжёлым взглядом осмотревшись вокруг, я грустно осознал, что я не дома. Интерьер квартиры был на удивление прост, но во всём чувствовался вкус. Дрожащими ногами я заставил себя пуститься на поиски воды. В коридоре я наступил на что-то холодное и отпрянул, хватаясь за стены. На полу лежал телефон. Поначалу я пошёл дальше, но, оглянувшись назад, понял, что это мой телефон. Я его подобрал и хотел было сунуть в карман, но, оглядев себя, оставил телефон в руке. Кухня была пуста. В холодильнике не то что ничего не было, он был даже отключён. Я нахмурил брови и налил воды из-под крана.

Осушив второй стакан и наливая третий, я услышал топот босых ног. Я повернулся и увидел, как по коридору неторопливо идёт голый парень, видимо, тот, кого я разбудил. Лицо его было напрочь заспанным, наглая чёлка волной спадала на правый глаз. Соски на плоской груди тоже выглядели заспанными, и только член был приподнят и при ходьбе шкодно кивал, словно всем желал доброго утра. Пожалуй, это был первый приятный момент после пробуждения. Я уставился на его член, ибо лицо парня мне было незнакомо, а знакомиться снова я не хотел. Парень не обратил на это внимания и вырвал из моих рук стакан с водой. Он пил, и его кадык размеренно поднимался и опускался, словно мерил количество выпиваемой воды. Напившись, он шумно выдохнул и вытер губы тыльной стороной кисти.

- Чего тебе не спится? - спросил он сонной хрипотцой.

Я пожал плечами и виновато спросил:

- У тебя есть кофе?

- У меня?! - удивился он.

- Ну-у... у тебя в квартире есть кофе? - уточнил я и на всякий случай описал головой полукруг, символизируя квартиру.

Парень опустил стакан к члену и ошарашенно спросил:

- В смысле?.. Это же твоя хата!

Я посмотрел направо, словно тем лежало нечто моё, что я мог не заметить. Но справа и слева, а также сверху и снизу всё было незнакомым, и всё было не моим. Я отрицательно помотал головой и сделал большие глаза для убедительности:

- Это не моя квартира.

Парень слегка прищурился:

- Ты вчера позвал меня к себе! Мы приехали, я заплатил за грёбаное такси, потом ты меня два раза трахнул, а теперь говоришь, что эта квартира не твоя?!

Я уже было открыл рот, чтобы ещё раз подтвердить то, что уже сказал, но осёкся, услышав некоторые подробности. Пока я переваривал услышанное, парень переступил с ноги на ногу и спросил:

- А чья она? - он отвёл руку со стаканом, и вода чуть было не выплеснулась на пол.

Я посмотрел исподлобья на стены и решительно понял, что никогда в жизни я не видел эту квартиру и она не походила на квартиру моих друзей. Я растеряно пожал плечами:

- Не знаю.

- Ты прикалываешься надо мной? - его рука переместился к телу, и вода жадно лизнула края стакана.

- Нет, - мотал я головой, наблюдая за истерично метавшейся водой. - Я честно не знаю, чья эта квартира.

- За-ши-бись! - парень резко поставил стакан на стол.

Он развернулся и суетливо, по-женски, зашагал по коридору. Под ягодицами при ходьбе появлялись забавные складки, отчего казалось, что его попа ужимками извинялась за своего хозяина.

Я прислушался, что делает парень, но из комнаты не долетало ни звука. Возле меня стоял стакан, в котором вода приходила в себя после резких движений, и, немного подумав, я осторожно её выпил. Я набрал четвёртый стакан, и тотчас в поле моего зрения оказался одетый парень. В коридоре он надел ботинки и повернулся ко мне.

- Еблан! - бросил он мне и сердито хлопнул дверью.

Я вздохнул. В моей руке по-прежнему томился телефон. Я набрал номер своего друга. Когда я ему звонил, гудки мне всегда казались тёплыми и родными, словно их производил не автомат, а сам Марк. Он снял трубку и, как это часто с ним бывало, продолжил говорить со своим собеседником, отчего разговор с Марком всегда начинался откуда-то с середины.

- Да, Макс! - наконец, обратился он ко мне.

- Марк, привет, забери меня, пожалуйста, - сказал я жалобно.

- А ты где?

Я поднял голову и понял, что кроме того, что я не знаю, чья это квартира, я ещё и понятия не имею, где именно я нахожусь. Я подошёл к окну, но ничего, кроме фасада соседнего дома, ажурно погрызенного пышными кустами, не увидел.

- Эм-м... Я сейчас скину геометку, - нашёлся я.

- У-у-у!.. - сочувственно протянул Марк...

Двумя руками я упёрся в стену и наслаждался горячим душем, который хлестал меня по шее и плечам, просачивался в душу, заливая холсты моего мировоззрения. Что может быть лучше горячего душа по возвращении домой? Я обречённо мотал головой, чувствуя, как моё тело жадно хватает тепло и волочит его внутрь себя, прячет в каких-то неведомых складках.

Насытившись влагой, я вылез и душа и лениво перед зеркалом вытирался полотенцем. Мой разогретый член вытянулся от наслаждения и довольно покачивался из стороны в сторону при каждом движении тела. Я повернулся спиной к зеркалу и ахнул. На левой ягодице малиновыми полосами тянулись четыре царапины и косо заканчивались на линии крестца. Я растерянно гладил свою попу снизу вверх, наблюдая, как царапины то сморщивались, то, наоборот, раздувались.

- Вот щ-щенок! - подумал я на парнишку, с которым проснулся утром.

Но уже через пару секунд я довольно хекнул самому себе в зеркало. Мне нравились отметки, которые любовники оставляли на мне. Они, за неимением шрамов, украшали моё тело.

Я отшвырнул полотенце и вышел из ванной. На столе гостиной неуютно тёмным экраном лежал телефон. Когда я звонил Марку, то подивился тому, что меня не ждёт масса пропущенных звонков и сообщений. Сообщение было только одно. Я сел на диван, заботливо протёр экран телефона рукой и включил его. Сообщение было послано автоответчиком. Как будто с укоризной, он мне сообщил, что у меня есть один пропущенный вызов - вчера, в ноль часов 45 минут. Он щёлкнул, словно поставил точку, после этого я услышал запись. Сначала кто-то громко дышал и стонал. Потом последовал диалог, с паузами и громким дыханием, который начал очень знакомый мне голос:

- Тебе нравится?..

- Да-а...

- Я хочу... чтобы ты кое-что сделал...

- Я всё сделаю... Всё... Только не останавливайся...

- Давай... О... Вот так...

Запись оборвалась. Я долго смотрел в телефон, плохо понимая, что я сейчас услышал. А плохо было от того, что я, в конце концов, узнал голос. И голос этот был моим. Я звонил самому себе?..

- А вы знаете, что за редким исключением мы помним наизусть только свой номер телефона? В остальных случаях мы пользуемся телефонной книгой.

Психолог сидел, положив ногу на ногу, и поучительно обнимал руками правое колено. К нему меня настоятельно отправили друзья. Конечно, не из-за этого случая, а только потому, что переживали за меня, ставшего в последнее время, по их мнению, безрассудным. Я вяло согласился, надеясь отделаться всякой чушью. Но слово за слово, и психолог вытянул из меня эту странную историю. Я рассказал, где был накануне, как проснулся утром и что услышал от автоответчика, ничего не сказав про царапины на ягодице и прочих мелочах.

- Допустим! Я сам набрал свой номер. Но как я мог звонить сам себе? - спросил я, раздражённый этой нелепицей.

- А вы уверены, что вы звонили со своего телефона? Какой номер вам продиктовал автоответчик? - высокомерно спросил психолог

В памяти возник голос, сотканный из слов разной интонации, словно лоскутное одеяло, но номера я, конечно, не запомнил, кроме первой цифры.

- Я не запомнил его.

Психолог поднял брови в знак того, что, с его точки зрения, ситуация направилась к выходу за пределы его компетенции.

Я достал телефон, но сообщение было больше недоступно. Пока я бессмысленно водил пальцем по сенсорному экрану, психолог осторожно спросил меня:

- Вы принимаете какие-нибудь препараты?

- Нет! - быстро ответил я, не поднимая головы.

- А... Э...

- Это тоже не принимаю и никогда не принимал! - я посмотрел на него.

- Курите?

- Только обычные сигареты.

- Были ли у вас травмы?

- Нет.

- Стресс, депрессия?

Я помотал головой.

Он замолчал. Я отчаянно бросил телефон на стол и откинулся в кресло. Было видно, что мой случай не представляет для него особого интереса. За ширмой приличия он брезгливо полагал, что я выпивоха, разлагающийся элемент общества. Но услуга была оплачена, и теперь он вежливо тянул время. Он был необычайно мил в своей рубашке из хлопкового твила, но мне подумалось, что отсутствие одежды ему пошло бы куда больше, и не в этом чёрном кресле, а у меня на коленях.

Есть ли у вас какие-то навязчивые видения в последнее время? - спросил он мягко, словно был не человеком, а абажуром торшера.

- Какие-то символы, - поморщился я, отгоняя мысли о нём как о мужчине.

- Подробнее! - он оживился.

- Ха... облачко... палочки... перевёрнутые зэ...

Психолог подался вперёд:

- Можете нарисовать? - он осторожно придвинул ко мне лист бумаги и с безапелляционной паузой положил на неё остро заточенный карандаш.

Я с неохотой придвинулся к столу, беспомощно несколько раз поводил карандашом в воздухе и набросал все свои видения. Психолог взял лист и удивлённо двинул бровями.

- Вам это знакомо? - спросил я без надежды.

Он скривил губы:

- Походит на греческий алфавит.

- Что это значит?

- Э... и... э... хо... ис... - читал он мои рисунки. - Я не знаю, что это.

- Трезубец! - ещё вспомнил я.

- Трезубец, - не то вопросительно, не то утвердительно повторил он.

- Там был трезубец!

Я выпросил обратно лист бумаги и нарисовал большой трезубец.

Психолог посмотрел на символ, потом на меня.

- Если это греческий, то это буква "пси".

- Что она означает?

- Это буква. Она ничего не обозначает. Ну... кроме того, что это символ души. Психэ.

Некоторое время мы смотрели на лист с моими каракулями. Мне не хотелось думать, но ещё больше мне не хотелось слушать, что, по его мнению, это может означать. Психолог смотрел отрешённо перед собой, напрочь поглощённый своими мыслями. Я завистливо посмотрел в окно, мечтая о сигарете и прохладном октябрьском ветре.

- А в каком контексте были эти символы? - не унимался он. - В книге? На стене? Или как?

- На чём-то тёмном... или нет... - и тут меня словно осенило. - Как татуировка!

Психолог очень странно посмотрел на меня и тихо, почти не шевеля губами, спросил:

- Какая татуировка?

- На теле.

Он медленно откинулся на спинку кресла, не сводя с меня глаз, при этом медленно повернул голову влево и вверх, словно плохо слышал на правое ухо. Потом он начал теребить нижнюю губу.

- Скажете что-нибудь? - начал тревожиться я.

Вместо ответа он расстегнул три верхние пуговицы рубашки и отогнул ворот влево. На его груди я увидел те самые символы. Они стали меня донимать именно после той странной квартиры, где я оказался непонятным образом. Они мне снились, они мне мерещились в разных местах, но что они значили, я не мог понять. И теперь перед моими глазами все они собрались в одно это слово, чётко набитое на груди моего психолога.

- Да! - воскликнул я. - Это те символы, которые я часто вижу перед глазами! Татуировка! Да ведь? - обрадовался я.

Мой указательный палец замер в воздухе. Я полагал, что эти символы как-то связаны с тем, что произошло три дня назад. И вот передо мной сидит человек с этой татуировкой, перед которым я второй день изливаю свою душу. Впрочем, психолог был удивлён не меньше моего.

- Что значит это слово? - выдавил я из себя.

- Метемпсихоз, - медленно ответил он. - Перевоплощение душ.

Я замер, наверное, с очень глупым выражением лица, поскольку сказанное только что мне ни о чём не говорило.

- Мы с вами нигде не встречались? - спросил я, судорожно перебирая в памяти события и лица. - Вы ходите в клубы?

Психолог вздохнул и опустил глаза:

- Мы с вами точно нигде не встречались. Последние четыре года я провёл в Азии. Эту татуировку я сделал около месяца назад перед возвращением сюда. Если, конечно, вы не были в Азии.

Я помотал головой и брякнул:

- Таиланд?

Психолог презрительно улыбнулся и разочарованно опустил голову:

- Тибет...

"Чушь собачья!"

Я вышел от психолога и побрёл домой. В ранних сумерках улицы светились бледно-розовым светом, словно закат не решался потухнуть, а витрины магазинов не решались гореть ярче. На душе было тоскливо от тщетности разговора с психологом. К тому же, целым клубком непонятных чувств в сознании томилось странное совпадение моих видений с его татуировкой.

- Какие планы на вечер? - позвонив, Марк задал вопрос с материнской интонацией, больше подходящей для вопроса "Ты где?", "А ты поел?".

- Напиться! - ответил я.

- Опять? - спросил Марк так, как умел спрашивать только он - вопросительно, но без вопроса. - Вспомни, что было в прошлый раз!

- Я никуда не пойду. Приглашу какого-нибудь парня.

- Я с тобой! - не отступал он.

- Зачем?

- Так надо! - ответил Марк и сбросил вызов.

Я недовольно сплюнул. Наше "так надо" заменяло любые объяснения и намерения, которые были или слишком сложными и для них не хватало слов, или, наоборот, слишком простыми и они не стоили слов. И мы оба безропотно принимали эту фразу за дружеский императив.

Он приехал, едва я успел пригласить симпатичного парня из приложения для знакомств. Сначала вдвоём, а потом и втроём мы сидели на кухне, ели фахитос и лениво пили ром. К десяти часам вечера я отделался от гнетущих мыслей о психологе и всецело был поглощён своим парнем, который беспрестанно улыбался и чем больше пил, тем чаще смотрел на меня с истомой.

Ближе к ночи Марк собрался домой, но уходил он мучительно долго. У двери он зацепился языком с моей улыбчивой пассией и азартно обсуждал с ним какие-то пустяки. Я в ожидании переминался с ноги на ногу и украдкой гладил парня по попе, туго затянутой в джинсы. Я знал, что завтра Марк скажет, будто хотел убедиться, что со мной всё будет в порядке, поэтому долго не уходил. Когда дверь за ним закрылась, парень довольно сказал:

- Хороший у тебя друг!

- Да я и сам ничего! - ответил я.

- Вы вместе работаете?

- Нет!

- А кем ты работаешь?

- Вампиром! - я скорчил страшную рожу и припал к его шее.

Он смеялся и уворачивался от моих укусов, приседая на пол. От шеи я перебрался к его груди. В сторону полетела едва не разорванная футболка, и снова смех и мольбы о пощаде. Судорожно сцепив руки на груди, гусеницей он извивался на полу, чем помог мне стянуть с него джинсы и закинуть их в угол за диван. Дело осталось за малым. Я величественно возвышался над ним, переводя дух, как вдруг он поднялся и кинулся в спальню. Но это ему не помогло. До кровати он добежал уже со спущенными трусами и повалился не неё, подставив мне свою попу с красными от долгого сидения на стуле пятнами.

- Ты будешь наказан! - прошептал я ему в ухо, не придумав за что.

- Слушаюсь и повинуюсь! - ответил он страстно и высунул язык.

Передо мной и несколько снизу возник крупный напряжённый член. Вытянутый во всей своей красе, с расправленной головкой, он походил на стрелу, готовую вонзиться в тело, только чтобы доставить не боль, а наслаждение. Элегантно задрапированный тонкой кожей с меандрами изнывающих от напряжения вен, он мелко подрагивал в такт сердцебиению. Моя рука сжимала его и совершала фантастические движения верх и вниз, играя этой драпировкой, то обнажая головку, то пряча её в складки. Неожиданно по телу пронеслась волна удовольствия, и этот член начал двигаться. Сначала медленно, затем быстрее. Налитый кровью, он не поспевал за движениями тела и грузно метался вверх и вниз

Он уже сам двигался вдоль моих согнутых пальцев, и на вершине благодарно раскрывалась тёмная щель.

Рассчитанными красивыми движениями тело скользило по моему члену, который исчезал в тёплом тугом отверстии и возвращался, чтобы скрыться в нём снова. Я гладил руками бёдра и большим пальцем нежно поглаживал маленькую красивую родинку в паху.

- Тебе нравится?..

- Да-а...

- Я хочу... чтобы ты кое-что сделал...

- Я всё сделаю... Всё... Только не останавливайся...

- Давай... О... Вот так...

Я нежил член рукой перед своим лицом, раззадоривая того, кто двигался на мне сверху. Его яйца в реверансе прижимались к моему животу, и я всё ждал, когда из их недр выплеснется волна сладострастия. В ожидании я открыл рот, и рука застрочила в паху. Затем, словно в замедленной съёмке, из этого напряжённого члена полилась струя густой тёплой спермы. Хлыстом она промчалась по моему лицу, ожерельем легла на шею. Я не слышал стонов, но я ощущал их, когда член в моей руке дрогнул. Потом он дрогнул ещё раз, и новая струя спермы устремилась мне в рот, споткнулась о губы и фонтаном разлетелась в разные стороны. Мой партнёр подался назад, и в это время член снова дрогнул. Струя спермы полетела вверх, извиваясь длинным хвостом, и помчалась вниз, проливаясь крупными каплями дождя, заливая живот, руки и маленькую красивую родинку...

Я проснулся со сладким чувством, словно только что кончил. Томно и основательно потягиваясь, я в конце судорожно повернулся к своему любовнику, который усердно сопел себе в запястье. Я осторожно заглянул под одеяло. Его член призывно стоял. Крепко сжав его рукой, я сделал два похотливых движения и упёрся ладонью в головку. Парень продолжал сопеть. Я зевнул и опустил одеяло. Встав с постели, я пошёл было в душ, но, пройдя три шага, замер и вернулся обратно. Я откинул одеяло и снова посмотрел на парня. Маленькой красивой родинки в паху не было.

"Приснилось", - подумал я.

По пути на работу я заглянул в клуб, после посещения которого со мной произошли те самые странные события. В чёрной, много раз перекрашенной двери отворилось окошко, и в сером небытии проступило лицо охранника, грубое, похожее на морду гориллы.

- Привет, Трой! - робко поздоровался я. - Алекс здесь?

Окошко закрылось, и загремел засов. Трой открыл мне дверь и глухим басом скучно сказал:

- Здесь.

Я протиснулся в открытую дверь, под могучего Троя, и очутился в сумраке пустого клуба. Позади бухнула дверь и лязгнул засов.

Я редко приходил к Алексу в пустой клуб. Чаще я бывал ночью, когда всё находилось в таком безудержном движении, что даже кирпичи, казалось, перемещались в своей кладке. Сейчас же клуб больше походил на кадр из фильма, который поставили на паузу. Алекс владел клубом давно, но наши отношения начали складываться после того, как он обратился ко мне с просьбой изменить интерьер клуба. А когда стало известно, что мы оба геи, наше общение приобрело особое озарение, которое никогда не покрывалось патиной.

Алекс сидел над бумагами, и разинутый перед ним ноутбук заливал его лицо бледно-голубым светом.

- Здорово, Макс! - обрадовался он.

- Привет, затворник, - я пожал его руку.

- Как оно? - спросил он, и его лицо снова стало бледно-голубым.

Я отделался дежурными фразами и пробежался глазами по бумагам.

- Слушай, Алекс, - я набрал воздуха в лёгкие. - С кем я ушёл из клуба три дня назад?

Он оторвался от бумаг и посмотрел сквозь меня.

- Тоже мне, спросил! Один ты ушёл.

- Нет, - уверенно замотал я головой. - Я был с каким-то парнишкой.

- Один ты был. Или давай посмотрим камеры.

Алекс сказал, что я был как никогда пьяным и, прежде чем уйти, перекинулся с ним парой слов. Это было в четверть первого. Я невольно поморщился, когда на видеозаписи он указал на какого-то парня, который ходил пьяной, неуверенной походкой, сказав, что это я. Этот "я" действительно поговорил с Алексом и вышел на улицу совершенно один. Наружные камеры показали, что минуты три этот "я" пытался прикурить, а как только сделал это, ко мне подъехала машина, и я сел в неё, выбросив сигарету, прикуренную с таким трудом. Ни номера машины, ни марки разобрать было нельзя.

Я озадаченно гладил свой подбородок.

- А что за парень? - спросил он.

- Да... - отмахнулся я. - Утром я не очень хорошо обошёлся с ним.

- Хе-хе-хе... - заскрипел Алекс. - Хорошенький?

Я скорчил неопределённую гримасу.

- Но было хорошо, - добавил я задумчиво, чтобы Алекс не пустился в расспросы.

Он уважительно промычал и предложил мне кофе.

вчера позвал меня к себе! Мы приехали, я заплатил за грёбаное такси, потом ты меня два раза трахнул..." Я шёл из клуба и вспоминал слова щенка, с которым проснулся в квартире, неизвестной нам обоим. "Где я его позвал? - мучился я вопросом. - Что за грёбаное такси?" Когда я ушёл из клуба, была четверть первого. Через полчаса я уже позвонил сам себе, видимо, во время секса с этим щенком. От клуба до того злосчастного дома минут двадцать езды. Что же произошло в оставшиеся десять минут? И что за машина подъехала ко мне?..

- Как ваши дела? - вежливо, но почти безучастно спросил психолог, к которому я пришёл вечером того же дня.

- Я скучал по вам, - ответил я.

Руки психолога замерли, и страница его блокнота, которую он медленно переворачивал, остановилась на полпути. Сначала он смотрел в стол, а потом, словно набравшись храбрости, поднял глаза на меня.

Я уютно заёрзал в кресле:

- Знаете, такое чувство, что мы с вами знакомы не четыре дня, а лет десять.

Он улыбнулся словно внутрь себя, и меня впервые задело его поведение. Холодный, высокомерный, считающий мои переживания каламбуром. И в то же время близкий человек, с которым произошла размолвка, и теперь он обижается и из-за этого держит себя надменно.

- Это моя работа - располагать к себе людей, - скромно ответил он. - Что у вас произошло интересного?

Я рассказал ему про встречу с Алексом и про записи видеокамер клуба. Он внимательно меня слушал. Когда я закончил говорить, он помолчал и, глядя в стол, спросил:

- А дом, который вы назвали злосчастным, где находится?

- На улице В***.

Он словно вздрогнул и испуганно посмотрел на меня.

- Номер двадцать?

- Откуда вы знаете? - опешил я.

Он медленно откинулся на спинку кресла, не сводя с меня глаз.

Я не выдержал и закричал:

- Что, чёрт возьми, происходит?! - я ударил обеими ладонями по столу. - Три дня назад я просыпаюсь в неизвестной мне квартире, ничего не помня, что, надо сказать, совершенно неприятно, а дальше появляетесь вы, который знает номер дома, где я проснулся, да ещё и с татуировкой, которая мне мерещится везде!

Психолог облизнул губы и тоже повысил голос:

- Знаете, у меня такой же вопрос: что, чёрт возьми, происходит? Я возвращаюсь домой после четырёх лет отсутствия, и тут всплываете вы, который, не видев меня до этого, говорит, какая у меня татуировка, и который побывал в доме, где я жил до отъезда!

Я мотнул головой, словно получил пощёчину, и смущённо переспросил:

- Вы там жили?

- Да, - устало ответил он. - Квартира 4.

Я закивал:

- Она самая.

Мы молча уставились в полированный стол. Тихо шли часы. Окна, как исполинские прозрачные охранники, не пропускали ни звука с улицы, отчего казалось, что мы сидим у огромного экрана, на котором идёт немое кино.

Выйдя из задумчивости, психолог тихо сказал, потирая нос большим и указательным пальцами:

- Самое интересное, мы оба считаем, что каждый из нас разыгрывает друг друга.

Мне захотелось вскочить и крепко потрясти его за плечи. Может быть и не потрясти, но крепко схватить. Мне вообще крепко его хотелось.

- Почему вы уехали? - спросил я.

- Это личный вопрос, - ответил он с той интонацией, с которой говорят людям, зашедшим туда, куда не следует.

- Но мне-то вы задаёте личные вопросы, - парировал я. - Особенно теперь, когда наши жизни так странно переплелись, может быть, вы расскажете о себе?

Он повернул голову к окну. В профиль он был ещё прекраснее. Линии его носа, губ и скул были настолько чисты и просты, словно он был нарисован с досконально выверенными математическими пропорциями. Он встал с кресла и повернулся ко мне спиной. Кремовые брюки прекрасно на нём сидели, но я по-прежнему считал, что ему лучше без них

- Несчастная любовь, - произнёс он куда-то перед собой.

- К кому?

- К женщине.

- Хвала всевышнему! Хоть в чём-то мы отличаемся, - сыронизировал я.

Он повернулся и попытался рассмеяться.

- Ну, конечно, бывают такие случаи...

- Какие? - перебил я его.

- Когда незнакомые друг другу люди... - он тщательно подбирал слова. - Как сказать... неожиданно знают друг о друге интересные вещи...

- А вы верите в то, что накололи себе на груди? - спросил я холодно.

Он опустил голову, словно пытался посмотреть на грудь, но опомнился, и его взгляд застрял на ковре.

- Что вы делали в Тибете? - не дождался я ответа.

Он сложил ладони вместе и, двигая ими вверх-вниз, начал отмерять такт своей речи:

- Послушайте, Максим!..

- Я очень внимательно собираюсь это сделать, - снова перебил я его.

- Я прекрасно понимаю, что всё, что с вами случилось, крайне неприятно. История странная, я бы даже сказал, детективная, но, уверяю вас, я не имею к этому никакого отношения. Принцип Оккама гласит: не преумножай сущности без необходимости, иными словами, подлинное объяснение должно быть предельно простым.

Я нервно качал правой ногой. Мне казалось, что я почти понял, о чём он сказал, но суть была лишь крохотным кирпичиком, за который я смог держаться.

- Насколько вы преданы своей работе? - наконец спросил я.

- Что вы имеете в виду?

- Как далеко вы готовы зайти, чтобы помочь своему клиенту?

Психолог пожал плечами:

- В пределах разумного, конечно!

Я упёрся лбом в ладонь и несколько раз повернул головой.

- Что вы предлагаете? - насторожился он.

- Снимите, пожалуйста, рубашку, - попросил я, глядя на него искоса.

- Зачем? У меня больше нет татуировок.

- Верю. Я хочу прикоснуться к вам.

Не желая, чтобы он тянул время в размышлениях об этичности моей просьбы, я подошёл к нему вплотную и заверил, что хочу только коснуться татуировки. Испуганный моим напором, он, скорее из страха, чем по согласию, расстегнул рубашку, но снять её так и не решился. Я уверенно, словно лёгкие занавески на окнах, скинул её с плеч, и она с острыми изломами повисла на его руках. Смотря вниз на его грудь, я по привычке положил руки ему на ягодицы, отчего он вздрогнул. Я быстро отвёл руки и щекой прикоснулся к его левой груди, тёплой, крепкой, мужской. Мои пальцы осторожно приземлились ему на лопатки. Я повернул голову и губами прошёлся по татуировке от конца к началу. На букве "мю" я приоткрыл рот и несколько секунд так дышал. Странно, но ничего в моём сознании не взрывалось откровением. Вместо этого мне жутко хотелось обнять его сильнее и поцеловать в шею.

Он стоял с разведёнными и приподнятыми руками, словно я был портным и снимал с него мерки. Дальнейшее уже не относилось к моим видениям, но я был не в силах остановиться. Я медленно высунул язык и осторожно коснулся его кожи, потом чувственно лизнул татуировку. Психолог стоял неподвижно, и я решил продолжить. Два раза я прошёлся языком по его груди и понял, что ещё одно движение, и всё во мне воспламенится от страсти. Едва мои руки скользнули вниз по его спине и рот приоткрылся для новой ласки, как возле уха раздался голос:

- Максим!..

Я поморщился, словно услышал не своё имя, а равнодушный будильник, который всегда звучал некстати. Я уже подумывал проигнорировать его предостережение и продолжить, но вместо этого три раза хрупко поцеловал его в грудь и отстранился. Не поднимая головы, я затравленно смотрел на нижнюю часть его торса, непростительно скрытую брюками. "Крепись!" - сказал я себе. Я решительно поднял голову и примирительно хлопнул его по плечу. Психолог, словно в глубоком раздумье, натянул на плечи рубашку и, опустив голову, стал медленно застёгивать мелкий жемчуг пуговиц.

- Помогло? - спросил он сочувственно.

Я усмехнулся:

- Я ничего не почувствовал.

Он смотрел на меня с подозрением, словно понимал, что я лгу.

Я задрал голову, пару раз ею мотнул и развернулся к нему. Сказав спасибо, я двинулся к выходу. Когда я взялся за ручку двери, я обернулся к нему и спросил:

- А вы что-нибудь чувствуете странное по отношению ко мне? Только честно!

Он тяжело вздохнул, стоя всё так же, закончив застёгивать пуговицы, но что-то в нём изменилось. Он перестал быть тем, кого я впервые увидел три дня назад. Что-то стало с его взглядом, словно ему стало понятна самая сокровенная вещь на земле.

- Да, - ответил он, и его голос, до этого бывший звучным, вдруг ослаб и захрипел, словно его лишили силы. - Мне кажется, что я с вами встречался или хотел встретиться.

Я медленно подошёл к психологу так близко, что он невольно отклонил голову назад. Почти испепеляя его взглядом, я спросил:

- Что значит хотел встретиться?..

В ресторанчике всё было одного соломенного цвета - белое вино в бокалах, чахлые букетики возле солонок, передники официантов и абажуры ламп, источавших такой же свет. Только ярко-красные диваны и глубокий вечер за окном выпадали из этой скудной палитры. Мои друзья, словно вырезанные из одной фотографии и вставленные в другую, никак не вписывались в этот соломенный натюрморт. Они громко говорили и спорили, ещё громче звучали взрывы их хохота.

Сияющий Марк с голливудской щетиной и в белой рубашке, как будто сшитой полчаса назад, много смеялся и украдкой поглядывал на меня. Первые пять лет нашего знакомства мы, как бильярдные шары, отскакивали друг от друга после каждой попытки сблизиться. Следующие десять лет мы стали дорожить собой, но так и не разучились ревновать друг друга. Нас обоих устроило бы, если бы мы оставались без пары до конца своих дней. Он редко рассказывал о своей личной жизни, зато всегда интересовался моей и порой был даже более осведомлён о моих affaire d`amour, чем я сам.

выбритый гладко, до синевы, манерный и рафинированный, как восковая фигура, был нашим с Марком "питомцем". Этот человек мог быть и стильным, и несуразным одновременно. Половина всех нелепых случаев, которые каждый день случались в мире, приходилась на Александра. За ним в буквальном смысле приходилось ухаживать. Единственное, что он умел и любил делать, - выглядеть на сто двадцать процентов. Он всегда делился с нами своей личной жизнью в мельчайших подробностях. И сейчас, не жалея красок, он рассказывал о парне, который, знакомясь с Александром, уверял его, что обладает членом среднего размера, в постели же оказалось, что его член был до неприличия маленьким. И рассказывал он это так, что я, несмотря на свою отрешённость и смертельную усталость, прослезился от смеха.

От предложения друзей поделиться новостями, как у меня проходят встречи с психологом, я грубо отказался. Но загнанный в угол терпением Марка и несдержанностью Александра, я всё же лениво рассказал о самых несущественных моментах наших сеансов, исключив последнюю встречу.

Часа через три мы вывалились из ресторанчика и все, как один, вытянули руки вперёд, заорав "стой!" мимо проезжающему такси. Плотно, толкая друг друга плечами, мы втроём втиснулись на заднее сиденье. Александр смешно копался в своей большой сумке, Марк над ним хохотал, а я молча смотрел в запотевшее окно, сжимая руку Марка, которую он сунул мне между бёдер.

- Я потерял свой телефон! - всем объявил Александр на пьяном диалекте.

Марк пустился хохотать с новой силой, а Александр растерянно продолжал перемешивать содержимое сумки.

- Не!.. - утомился он поисками. - Марчик, позвони мне.

- Сам себе звони! - хохотнул в ответ Марк и бросил ему в руки свой телефон.

Нахмурив брови и отклонив голову назад, Александр важно стал смотреть в телефон.

- Открой контакты! - наставлял его Марк. - Ты у меня забит как "Питомец".

- Да ну, - отмахнулся пьяный Александр. - Я так наберу, я ещё помню свой номер.

Марк хохотал и одновременно пытался говорить, хрюкая, и от этого ещё больше смешил самого себя. Александр же теперь, наоборот, подняв брови и поджав губы, слушал гудки.

- Ой! Автоответчик... - удивлённо и манерно выдал он.

Марк согнулся от хохота пополам.

От движения машины моя голова монотонно качалась в разные стороны, отчего я как будто то соглашался, то спорил с окном, за которым строгие черты города вдруг сплошь стали импрессионистскими. "А вы знаете, что за редким исключением мы помним наизусть только свой номер телефона? В остальных случаях мы пользуемся телефонной книгой"..

Мой коллега вертелся перед моим столом, отвлекая меня тем, что нагибался и расставлял ноги, монтируя на соседнем столе картонный макет. Я наблюдал за его узкой, мужской попой, хотя я бы сказал, лаконичной попой, в которой ничего нельзя ни отнять, ни добавить. Анатомическое произведение искусства. Мои рабочие мысли расступились вокруг мыслей праздных. Положить бы обе руки на его попу и погладить её... Я раздражённо повернулся к монитору. До конца рабочего дня ещё четыре часа. Никаких поп!

- Ма-акс! - позвали меня.

"И никаких "Ма-акс!" - промелькнуло в голове.

- Ма-акс! Нам надо сделать серию фотографий для ноябрьского проекта. Как насчёт квартирного интерьера? - обратился ко мне лысый талантливый фотограф.

- Идея хорошая, - неохотно отозвался я. - Чью квартиру будем убивать?

- Как чью? - не понял фотограф. - Мы же купили квартиру для того, чтобы из неё сделать студию с реалистичными планами.

- Купили?! - повернулся я с удивлённым оскалом.

Коллеги в зале в недоумении повернулись ко мне.

- Да! - кивнул фотограф.

- Когда?!

- В мае. В чате шло обсуждение, все согласились, и ты в том числе. Я тебе даже ключи отдал от неё.

От удивления я расплылся в улыбке.

- И как же это я? И где же я был?

- Не знаю, где ты был, но ключ ты забрал, - обиженно ответил фотограф, думая, что я разыгрываю его.

Недовольно причмокнув, я полез в карман пальто и в охапке выудил оттуда всё содержимое. Когда об стол брякнули ключи, фотограф подошёл и ткнул пальцем в длинный ключ с синей головкой. Я глупо посмотрел на него. Действительно, это был лишний ключ, не от дома и не от работы.

- А где квартира? - пошутил я.

- На улице В***, дом 20...

Сперва мне показалось, что все надо мной смеются. Это было страшно, хотя и непонятно почему. Я ждал, что вот сейчас, ещё пара секунд, и кто-то обязательно не выдержит и захохочет, а вместе с ним и все остальные, и все будут тыкать в меня пальцем. Но все молчали. Потом, долго выползая из извилин, пришла мысль, что, может быть, это и не шутка. Что, может, действительно мы купили квартиру на этой самой улице, но я об этом напрочь забыл. Если это было в мае, то, конечно, я забыл, в мае было не до этого.

Я спрятал лицо в ладони и промямлил:

- Как же вы хорошо работаете!..

Дождь то и дело косыми каплями залетал в мой телефон, словно сгорал от нетерпения: "Ну что, действительно обсуждали покупку квартиры?" Я курил за углом своей студии и с остервенением листал рабочий чат, зверея от того, сколько всего было написано и отправлено в нём с мая. Действительно, приобретение квартиры обсуждалось. Действительно, я согласился. Согласился купить квартиру номер 4 на улице В***, дом, 20, которая долго стояла пустой. Первый этаж, очень удобно.

"Ты вчера позвал меня к себе!.." - обижался на меня щенок с утра. Вот куда я его позвал! Удивительно только, как в таком состоянии я вспомнил этот адрес! И звонил я себе затем, что не мог найти свой телефон. Где я его нашёл утром? Ну конечно, в коридоре, ещё и наступил на него. Смешно и глупо!

Однако я почувствовал облегчение. Как же всё-таки приятно осознавать, что ты ходишь по твёрдой земле, что мир устроен так, как надо, а не осыпается карточным домиком от череды непонятных и необъяснимых событий. Внезапно всплыл в сознании образ психолога, который сокрушённо кивал головой, словно говорил: "Видишь, ты действительно пьяница, который носится по городу со своими парнями, не помня, что и как произошло; ты безрассуден".

Я вышел из-под козырька на тротуар, задрал голову и стал ловить капли дождя, широко раскрыв рот...

Концом моей рабочей недели стал визит к Алексу, у которого родились идеи нового светового оформления клуба. Мы пили кофе, а после него - коньяк. Много ходили по залам, Алекс много водил руками, я много возражал. Потом молча курили, и снова руки Алекса идейно двигались по стенам, а мои губы скептически поджимались. Когда наши снифтеры покрылись толстым слоем отпечатков пальцев, мы поменялись местами: теперь я выгибал руки в воображаемых решениях, а Алекс морщился, словно дивился моей пластичности. Курили.

В одном из тупиков чилаута, отданного под туалеты, я остановился перед плакатом обнажённого мужского торса. Меня неожиданно бросило сначала в холод, потом в жар. Что-то в этом плакате меня жутко смущало.

- Алекс! - крикнул я, не в силах оторваться от плаката.

Алекс выглянул из-за угла.

- Откуда у тебя этот плакат? - спросил я.

Он пробежался глазами по стене и небрежно ответил:

- Не знаю, кто-то из барменов притащил.

- Когда?

- Да давно.

- Странно, я его раньше не видел, - царапая взглядом плакат, ответил я.

- Да ну, не придумывай! - удивился Алекс. - Он полтора года висит перед выходом из мужского туалета. И ты каждый раз бьёшься об него, когда выходишь.

- Действительно... - прошептал я.

На плакате был изображён крепкий мужской торс, загорелый, почти бронзовый. Грудь, не вспученная мышцами, а соблазнительно объёмная. Пресс аккуратный, словно выложенный плиткой, кубик к кубику. Надлобковая часть живота волнительно плоская. Я заворожённо смотрел на плакат, но всё равно он меня смущал. Смущал одной-единственной деталью, не сразу бросившейся в глаза. Я подошёл вплотную к стене и, словно слепой, уткнулся в плакат. Там на левой груди модели была надпись на греческом "метемпсихоз"...

Я медленно подошёл к психологу так близко, что он невольно отклонил голову назад. Почти испепеляя его взглядом, я спросил:

- Что значит хотел встретиться?

Он шумно втянул воздух носом, закрыл глаза и выдохнул:

- Вы верите, что мысли материальны?

Самой своей невоспитанной частью тела я понял, что сейчас разговор уйдёт туда, где я ничего не смыслю. За всё время общения с ним я изрядно устал от загадок и тайн, поэтому как можно осторожнее попросил:

- Проще!

Он широко улыбнулся, не открывая рта.

- Когда вы чего-то страстно желаете, вы постоянно об этом думаете, и, наконец, это случается.

- Нет, - ответил я. - Когда я чего-то страстно желаю, я делаю всё, чтобы это случилось.

Он замолчал, и я впервые обратил внимание на то, какие у него роскошные ресницы.

- Не всё можно заполучить действием, - возразил он, помолчав. - Если человек не хочет быть с вами, сердцу не прикажешь.

- Ах, вот вы о чём! - удивился я.

Он несколько раз кивнул головой и загадочно посмотрел на меня.

- И? - я нетерпеливо повёл плечами.

- Я... Я очень хотел быть с мужчиной вроде вас, Максим.

- У вас же была любовь к женщине? - я нахмурил брови от неожиданного поворота.

- Это был мой страх и моё самое сокровенное желание, - неопределённо ответил он не то на мой вопрос, не то в продолжение своих мыслей.

- И вы поехали в Азию за ответом? - нетактично бросил я.

Получив камень в свой тибетский огород, психолог поджал губы, словно насильно, улыбнулся.

- Мне нужно было восстановить свой духовный мир.

Я поднял голову и свысока посмотрел на него, дав понять, что разговор идёт ни о чём.

- Я научился материализовывать свои мысли. Я представил кого-то вроде вас, представил, как мы занимаемся любовью у меня в квартире в том, по-вашему, злосчастном доме, потому что больше представлять мне было нечего.

- Вы вселились в того парня? - удивился я.

- Перевоплотился, - многозначительно поправил он. - Это объясняет вашу потерю памяти, дом на улице В***, татуировку. Словом...

Он замолчал, не пытаясь закончить мысль. Я смотрел на него и гадал, что же более простительно - быть красивым и нести чушь или быть страшным и говорить правду?

- Правдоподобно, - я выбрал первое.

Но я не мог верить ему по самым разным причинам, первой из которых было нежелание верить. Я полагал, что вся моя история имеет более прозаичное объяснение, чем он изложил. И, поскольку я не очень хорошо владел эмоциями, все мои мысли проступили на лице. Он это понял и закрыл глаза, словно получил болезненный отказ.

- Я полагаю, сеанс окончен? - спросил он с закрытыми глазами.

Двумя пальцами я поднял его голову за подбородок и смело полминуты целовал его в губы. Я не хотел, чтобы мои мысли рвали в клочья вселенскую материю и меняли местами людей только для того, чтобы кто-то что-то понял. Я всегда всё делал сам, чего бы мне это не стоило. И мне было плевать, если я не прав.

Оторвавшись от его губ, я молча направился к двери и открыл её. Опередив мой шаг, он повернулся и быстро сказал в мою сторону:

- Максим, я был с тобой. У меня в паху маленькая родинка... <