41-й этаж под землёй (глава 1)

Действие повести происходит в 2054 году.

Огромное здание Городского Клуба Патриотов возвышалось посередине зеленого поля с ровными дорожками и аккуратно подстриженным газоном и хорошо просматривалось со всех сторон. Строгие фасады его настраивали на какой-то суровый патриотизм, а темно-серые стены в ненастный день выглядели просто угрожающе.

Антон остановился напротив бокового подъезда, о котором было сказано в повестке, перевел дыхание и, немного помедлив, открыл тяжелые дубовые двери. Внутри его встретили, попросили раздеться в гардеробе, потом отправили в актовый зал этажом выше. Организовано все было в высшей степени четко.

Он пришел на призывную комиссию, которую в строго отведенный возрастной срок должны были пройти все юноши Страны. По Указу Президента, никаких отсрочек от воинской службы не существовало. В армию не брали только по некоторым медицинским противопоказаниям, которые с помощью современнейших методов диагностики определялись прямо на призывной комиссии. Откосить было невозможно, если ты в данный момент не лежал в больнице или не сидел в тюрьме, поэтому молодые люди давно уже безропотно, по заведенной традиции, в 18 лет отправлялись отдавать долг родине. В Стране существовал строгий цензурный порядок. Технически оснащенная полиция знала местоположение и практически любые перемещения всех своих граждан. Негласно действовала система доносов. А олицетворением высшей степени справедливости и гуманности был Президент.

Антон уселся в крайнее в ряду кресло. Кроме него, в зале было около тридцати юношей, симпатичных и хорошо одетых. Он сразу отметил, что будто попал в мальчишеский цветник - такого количества красавцев в одном месте он не видел ни разу. Данное обстоятельство приободрило его и подняло ему настроение. "Надо будет обязательно с парой-тройкой из них завести знакомство", - подумал он, поглядывая на сидящих парней, которые все видели друг друга впервые. Позже оказалось, что все они действительно были из достаточно приличных семей, имеющих средние и высокие доходы.

Матерый круглолицый полковник дал им пятиминутную вводную, после чего их провели в большую комнату, сказали раздеться до трусов и запустили группами по различным врачебным кабинетам.

Так получилось, что Антон все время шел за невысоким белокурым парнем, скромным и неразговорчивым, к которому невольно проникся дружеской симпатией. Его звали Славой. Поначалу он был медлителен, имея какой-то растерянный вид, но после брошенных в его адрес нескольких шуток, на удивление быстро адаптировался к среде этой своеобразной тусовки, не боясь в ней показаться недостаточно своим. Антон провожал его к дверям отеческим напутствием, а во время ожидания возле очередного кабинета они уже рассказывали друг другу о своих делах.

Был еще один интересный юноша, на которого Антон сразу обратил внимание. Они пересекались иногда по ходу осмотра, но ни разу не стояли к одному врачу. Парень был довольно атлетичен, имея при этом очень молодое, совсем юное личико. На вид он был моложе всех как минимум на пару лет.

Лишь однажды Антон столкнулся с ним лицом к лицу, выходя от хирурга и передавая эстафету как раз этому юноше.

- Сейчас почувствуешь неловкость. Здесь заглядывают в жопу и ощупывают яйца, - сказал Антон, глядя в его большие голубые глаза.

- Дрочить не заставляют? - весело отреагировал тот.

- Меня не просили. Может быть, особо одаренных?

Парень ответил ему бесконечно милой улыбкой.

В хождениях по кабинетам прошло часа два. Некоторые юноши задерживались у врачей значительно дольше других. Под конец, когда всех осмотрели и обследовали с помощью различных приборов, осталась еще одна какая-то важная процедура.

Их собрали вместе в просторном зале без окон. Вдоль стены стояло несколько стульев, а посередине находился массивный аппарат в виде вертикального щита и расположенной перед ним площадки. Больше никакой мебели и оборудования там не было.

Вошел полковник в сопровождении двух военных врачей. Оценив хозяйским взглядом молодое пополнение, он приказал всем снять трусы и построиться в одну шеренгу.

Три десятка хорошеньких юношей, некоторые в явном смущении, выстроились абсолютно голые перед здоровыми мужиками, которые с нескрываемым любопытством шарили глазами по их гениталиям. Медленно проходя вдоль строя, полковник объяснил, что сейчас с них снимут антропометрические и физиологические данные. Попросил отнестись к этому серьезно, поскольку чтобы все хорошо получилось и не было необходимости в повторной процедуре, нужно будет выполнять команды четко. Какие именно, сейчас они увидят на примере первого юноши.

Пригласили крайнего в ряду парня пройти в центр и встать на площадку лицом к щиту. Щит находился от него на расстоянии метра полтора, поэтому выглядело так, что он просто стоит один посередине зала. Врачи включили аппарат. Парень назвал свое полное имя, фамилию и дату рождения. В это время по нему два раза, сверху вниз и наоборот, пробежала яркая голубая полоса. То же самое повторилось, когда он повернулся к щиту спиной. Затем надо было поднять пальцами член и залупить головку, устремив ее вперед. Словно в прицел, ее поймала небольшая голубая точка, секунд десять фиксируя что-то для компьютерной обработки. Ну а в конце было сказано встать к экрану спиной, широко расставить ноги, наклониться и развести руками ягодицы. Так он стоял с полминуты. Ось экрана была направлена вдоль шеренги, и юноши, расположенные на заднем от парня фланге, хорошо видели освещенный ярким лучом его открытый анус.

Один за другим эту процедуру прошли все по очереди призывники. С неясными для себя чувствами, своей собственной, индивидуальной походкой, потревоженной навязчивыми мыслями, они проходили перед строем в эпицентр всеобщего внимания, чтобы несколько секунд демонстрировать остальным то, что инстинктивно всегда оберегали от посторонних глаз. А устье заднего прохода, ни свое, ни чужое, большинство из них вообще ни разу не видело.

Но для Антона данное мероприятие имело особый подтекст. Увидев во всех аспектах, даже более, чем он ожидал, столько великолепных молодцев, включая двух своих "любимчиков", он невольно стал возбуждаться. Размер члена уже стал вызывать беспокойство, а спрятать его не было никакой возможности.

Надо сказать, что и некоторые другие юноши, похоже, испытывали те же проблемы. Даже не думая до этого о своих сверстниках в сексуальном плане, но имея продолжительный визуальный контакт с их интимными местами, они вдруг стали проникаться легким чувством сексуальной озабоченности. Молодая кровь и повышенная возбудимость сделали свое дело. Разнообразие членов и поп, их мистическая привлекательность заставляли фантазировать. А глядя на похожие изменения у ровесников, угадывая их состояние, многие уже не могли противостоять потоку флюидов, будто улавливая в отдельных взглядах взаимность.

Через несколько минут у половины парней пенисы заметно набухли, отвисая вниз здоровыми сардельками. У отдельных они уже стали подниматься, и те, не в силах это скрыть, отводили глаза в сторону, чтобы не видеть более воздействующих на себя картин. Один парнишка, не выдержав, прикрыл вскочивший хуй руками. Чтобы снять нервозность в массах, полковник счел нужным громогласно заявить:

- Так, не надо стыдиться своей возбудимости! Не надо. Все нормально. У кого напрягся член, не старайтесь зажиматься. Это вполне естественное явление, и здесь не нужно его скрывать.

Слова полковника подействовали успокаивающе. Теперь многие без стеснения смотрели друг другу в глаза и подшучивали над соседями.

Тот второй парень, который очень понравился Антону и с которым он столкнулся у дверей в один из кабинетов, стоял недалеко, через три человека, и Антон изредка поглядывал на него, переминаясь с ноги на ногу, чуть выдвигаясь за спину соседа. Он нарочно держался его поближе, чтобы рассматривать тело этого хорошенького паренька. Другой его знакомый, Слава, стоял рядом по правую руку. Стройный и чистенький, как ангел, тот бесконечно привязался к Антону, воспринимая его уже как закадычного друга. С ним было все ясно, поэтому внимание Антона было направлено на второго, Романа, как он узнал чуть позже, смело фантазируя на тему представших его взору поз.

Роман прошел "на подиум", маня видом такой же милой, как его лицо, попки. Уже привыкший к заданиям, ни капли не смущаясь, он выполнил все, что от него требовалось, словно это было его повседневным занятием. Когда он нагнулся, Антону открылся вид на его большое круглое очко, черной дырочкой выделяющееся на фоне мягких тканей эпителия.

"Черт возьми. Похоже, это свой", - подумал Антон, отметив явно не девственный вид его ануса. А когда он возвращался на место и, глядя на Антона с едва заметной ухмылкой, подмигнул ему, у Антона в отношении Романа возник вполне определенный, скорее всего имеющий под собой основания интерес. Как увлекающийся человек он уже мало обращал внимание на других, всецело поглощенный заботой познакомиться поближе именно с ним. В тот момент, когда подошла очередь Антона, его занимала только одна мысль. Предстояло и ему показать Роману все свои особенности, и он уже не сомневался в том, что этот парень будет внимательно за ним наблюдать...

того, как все закончилось, их отвели в комнату, где они раздевались, и они стали ожидать вызова на заключение комиссии.

Теперь они были все время втроем: Антон, Роман и Слава. Слава и друга своего друга воспринимал как друга собственного. Похоже, узнай он о гей-наклонностях Антона и Романа, то и в себе тут же обнаружил бы подобное. Во всяком случае так казалось из-за его мягкого, податливого характера. Он был неглупым и добрым человеком, преодолеть его внутренние барьеры, некие комплексы представлялось делом совершенно не сложным.

"Хорошо, если бы мы служили в одной части, но это вряд ли возможно, - думал Антон. - Осталось совсем мало времени. Надо оттянуться с ними на полную катушку".

Официально гомосексуализм в Стране запрещен не был. Геи свободно общались, находили друг друга, устраивали совместные мероприятия. Но кто знает, что завтра скажет Президент? Антон внимательно всмотрелся в висящий напротив портрет.

Это здание, как никакое другое, было нашпиговано внутри изображениями вождя. Во всех кабинетах и коридорах висели плакаты с его ликом и цитатами из его речей. Он постоянно призывал заботиться о своем здоровье, быть бдительным, ответственным, любить Родину и так далее. Любая его речь имела силу закона, поэтому все в Стране жили так, как говорит Президент. Многие его не любили, но тщательно скрывали это от других. Инакомыслие в Стране не допускалось, оппозиция вырубалась в зародыше. Те, кто открыто выказывал недовольство режимом, просто исчезали. Так, совершенно неожиданно пропал родной дядя Антона, пропал бесследно, и где его искать, никто не знал.

И никто об этом Президента не спрашивал, именно потому, что он был Президентом. Он смотрел на Антона со стены, довольно красивый и умный на вид, но лицо его было придуманным, глаза искусственными, улыбка синтетической. Все это знали, однако при любом удобном случае старались признаться ему в любви как к живому. Он был более чем живой. Он был Президент.

Президент - это машина. Несколько разбросанных по всей Стране подземных бункеров, связанных между собой сетью оптоволоконных кабелей, образуют единую многопроцессорную систему, наподобие головного мозга человека. При выводе из строя одного из процессоров его функции выполняют остальные. При этом точное расположение бункеров знают немногие, а общее их количество не знает никто. С этой точки зрения система практически неуязвима. Люди обслуживают только вверенные их заботам участки, но даже когда им приходится ремонтировать или восстанавливать отдельно взятый процессор, функции контроля и управления Президента никогда не прерываются. Они вечны. Чтобы уничтожить Президента, надо сравнять с землей, вернее глубоко перепахать землю всей Страны.

Люди, построившие эту систему, уже давно умерли, общая документация была уничтожена, и теперь система существует как некая данность, не подлежащая исправлению. Однако она всех устраивает, поскольку справедливость принимаемых машиной решений подавляющее большинство не подвергает сомнению. Президент не может ошибаться. Это первый и самый главный закон Страны...

Дверь комнаты с шумом распахнулась. На пороге возникла весьма упитанная дамочка в медицинском халате и с энергичным выражением лица:

- Рудников Антон. На собеседование.

Он оказался самым первым, что несомненно вызвало в нем досаду. Не хотелось покидать Романа, с которым он, весело обсуждая последнюю процедуру, к вящему недоумению Славика начал нащупывать общие темы. Не хотелось прерывать разговор, так прекрасно начинавший будоражить сознание. Его даже перестало интересовать его армейское будущее, по поводу которого на последней стадии комиссии легкое волнение испытывали все призывники.

- Вещи с собой, - уточнила женщина.

Эти слова окончательно испортили ему настроение. В предчувствии того, что они могут сегодня уже не увидеться, он забрал одежду, кивнул своим новым знакомым и последовал за тетенькой по коридору.

Подходя к комнате, в которой заседала призывная комиссия, женщина обернулась:

- С тобой еще будет отдельный разговор.

Они проследовали мимо, уйдя в дальний конец здания. Свернув за угол и выйдя в небольшую рекреацию, женщина провела его к угловым дверям и, открыв их, пропустила вперед. Он очутился в маленькой комнатке с окном под потолком и стоявшим посередине столом со стульями. Больше ничего в комнате не было.

"Как на допрос", - мелькнуло в голове.

- Одевайся и жди здесь.

Она закрыла дверь. Снаружи послышались ее характерно цокающие удаляющиеся шаги, а после наступила тишина.

"Вот тебе раз, - подумал Антон, надевая джинсы. - Что за хреновина. Может, я какой-нибудь неизлечимо больной?"

Он уселся за стол, теряясь в догадках по поводу происходящего, но поскольку в голову ничего не приходило, решил больше об этом не думать. Мысленно возвращаясь к Роману и Славику, он снова испытал досаду из-за того, что они остались вдвоем, когда он еще ни о чем не успел с ними договориться. Антон любил быть первым или вторым, но никак не третьим. В том смысле, что он мечтал уже единолично совратить Славика, наставив его на греховный путь, чтобы снять самые сливки его первого ребячьего восторга при оргазме.

Пока он думал об этом, прошло минут десять. Неожиданно дверь резко дернулась, и в комнату вошли два здоровых коротко стриженных парня лет тридцати пяти в черных костюмах и галстуках. Ничего не говоря, они уселись напротив и уперлись в него взглядом. У них были не жлобские лица, скорее наоборот, даже интеллигентные, но все равно к их описанию больше всего подходило слово "физиономия".

Некоторое время сидели молча. Похоже, они изучали его поведение, оценивая, как он будет реагировать. В любом случае его реакция все равно должна быть первой, это он понял исходя из затянувшейся до бесконечности паузы.

- Вы пришли по поводу результатов медкомиссии? - собравшись с духом, выдавил он из себя.

- Да, именно поэтому мы здесь и поэтому тебя привели в эту комнату, - заговорил один из них, видимо, имеющий больше полномочий.

Антон насторожился:

- Там есть что-то для меня неприятное?

Говоривший с ним вдруг улыбнулся, обнажив ряд ровных белых зубов.

- Если ты о своем здоровье, то оно в полном порядке. По результатам обследования, ты годишься на службу в элитные группы спецназа, в воздушный десант и в любые другие войска, куда душа пожелает. Однако мы пришли обсудить с тобой другой аспект твоей возможной деятельности.

Его куда-то вербуют, как он сразу об этом не подумал. Антон нервно поежился на стуле. С одной стороны, как для гражданина своей Страны, это было лестное предложение, послужить на благо родины, с другой - накладывало на личность массу дополнительных ограничений и несвобод, с которыми жизнь будет казаться не лучше, чем у птицы в золотой клетке. Это он понимал достаточно хорошо. Служение Стране почетно только для какого-нибудь идиота, которых к ним не берут. В этом их проблема.

- Твои антропометрические и физиологические данные подходят полностью, - продолжал здоровяк с серьезным видом, достав из кармана блокнот и сверяя по нему какие-то цифры.

- Подходят для чего?

Здоровяк убрал блокнот и уставился на Антона.

- Как тебе вообще это групповое обследование? - живо поинтересовался он. - С массой голых ребят, на глазах у всех раздвигающих ягодицы, со смущенными лицами, с напряженными членами. Интересно было?

Антон смотрел на него непонимающе, совершенно не догадываясь, куда он клонит

А когда ты демонстрировал экрану свой задний зев, компьютер воздушным способом успел сделать мимолетный соскоб с поверхности твоего ануса, так что теперь можно достоверно определить, кто трахал тебя в зад по крайней мере за последние год-полтора, если ты случайно умолчишь об этом в своем Чистосердечном признании.

Чистосердечным признанием назывался документ в виде точного отчета о своих занятиях за какой-то определенный период времени. По законам Страны, этот документ необходимо было предоставлять в некоторых случаях по требованию отдельных инстанций. Например, при судебных расследованиях или правильном определении способов лечения.

недоуменно вперился уже не в сидящего напротив здоровяка, а в стол. Видя, что он запутался в догадках, не понимая, чего от него хотят, здоровяк сказал:

- Мы из группы охраны Президента и вызвали тебя сюда, чтобы предложить на него работать.

У Антона мгновенно пересохло в горле:

- В качестве кого?

- Деятельность у тебя будет суперсекретная.

Здоровяк выдержал паузу, внимательно наблюдая за собеседником.

- Сегодня специально собрали самых красивых юношей в городе. Пока вы обследовались в Белом зале, любуясь друг другом, Президент разглядывал вас. Во всех подробностях, как ты сам понимаешь. А потом, сопоставив кое-какие биографические данные, выбрал тебя. Ты должен будешь какое-то время его удовлетворять.

- Как?

- Обыкновенно. Физически.

- Но ведь его же... - Антон хотел сказать "его же не существует", но вовремя осекся, - он же не человек.

- Это не важно. Он почти как человек.

- У него есть тело?

- Об этом позже. Сейчас от тебя требуется согласие, и мы оговорим с тобой некоторые общие моменты. Итак, ты согласен?

Теперь Антон все понял.

В созданный по человеческому подобию мозг Президента невольно, по недостатку знаний, была вложена генерация и некоторых человеческих страстей, в частности гомосексуальное влечение к красивым юношеским телам. В связи с этим Президент периодически выбирал себе из среды геев стройного симпатичного юношу, который на несколько лет становился его своеобразным "любовником". Если парень хранил произошедшее с ним в тайне, он жил долго и счастливо. Если ему доводилось как-то случайно или неслучайно проговориться, он бесследно исчезал вместе с теми, кто оказался свидетелем его откровений. Узнать об утечке информации в обществе тотального подглядывания и подслушивания не составляло большого труда. Таким образом ограничивалось просачивание в массы сведений, бросающих тень на репутацию Президента. Хотя слухи по этому поводу так или иначе все равно возникали. Сами по себе его возможные наклонности в этом смысле не обсуждались. Чего тут обсуждать. Такие желания наоборот еще больше роднили Президента с людьми. Неясно было одно: каким способом машина могла себя удовлетворить, и это вызывало множество досужих сплетен и разговоров.

- Итак, ты согласен?

Антон снова поерзал на стуле, интенсивно соображая, хотя на самом деле от волнения в голове была полнейшая пустота.

- Я могу отказаться?

Здоровяк скорчил неодобрительную гримасу, словно собака Павлова, рефлексивно реагируя на нежелательный ответ.

- В принципе можешь. Но ты должен понимать, что уже то, что мы тебе сказали, является огромной важности государственной тайной. А носители таких тайн не должны быть простыми гражданами.

Это означало для него смертный приговор, если он до конца дней своих не будет работать в структуре управления Президента. Управление Президент осуществлял через свой аппарат и Кабинет министров - узкий круг из нескольких десятков особо приближенных лиц, с которыми он общался в режиме видеосвязи.

Собственно, теперь Антону ничего не оставалось, как дать положительный ответ. А там будь что будет.

- Хорошо, я согласен.

Здоровяк подался в его сторону всем телом:

- Ну вот и замечательно.

После этого он прочитал Антону краткую инструкцию его дальнейшего поведения в обществе, которая сводилась к следующим моментам. Для всех родных, близких, друзей и знакомых - его взяли в элитную группу охраны Президента. До окончания школы никаких дополнительных ограничений свобод на него не накладывается. Он может жить, как жил, за исключением того, что в строго отведенные дни должен тайно посещать бункер Президента, так, чтобы об этом никто не знал и не догадывался. С этого момента самое главное для него - это осторожность, ответственность и язык за зубами. В этом залог его будущего. ("...и будущего связанных с тобой людей" - говорилось в Инструкции, но этого ему не сказали).

Оговорили способы связи, после чего здоровяк откинулся на спинку стула:

- Ну что, готов к свиданию с Президентом?

- Прямо сейчас?

- Он давно тебя ждет. Впрочем, мы идем немного с опережением графика и можем не торопиться.

Антон, ничего не говоря, задумчиво глядя на здоровяка исподлобья, кивнул.

Они вышли из комнаты и долго шли по коридорам здания, поднимаясь и спускаясь на разные этажи. Все это время им не попалось по пути ни одного человека. Очевидно, маршрут движения был проложен так специально, имея в виду и то, чтобы он не смог его запомнить. Впрочем, он запутался в направлениях уже после второго поворота.

Неожиданно они очутились в какой-то тесной, обитой железом каморке. Второй из сопровождавших его охранников вставил в щель кодового замка карточку, и сбоку открылись раздвижные двери. Это был лифт. Они зашли внутрь, охранник выполнил какие-то манипуляции, вводя пароль, после чего двери закрылись, словно отгораживая от него плотной завесой все произошедшее с ним до этой минуты.

***

Кабина лифта плавно спустила их на минус 41-й этаж - цифры высветились на световом табло, расположенном над дверью. Они вышли в пустой холл, с гладкими стенами. Квадратные плафоны, вделанные в потолок заподлицо, источали ровный и насыщенный белый свет. Помещение напоминало отсек какого-то космического объекта.

Пройдя через автоматически открывшиеся толстые двери, они очутились в такой же ярко освещенной комнате с той только разницей, что вдоль одной из стен стояли пара диванчиков и небольшой столик. Один из охранников, тот, который с ним беседовал, выдвинул вмонтированную в столик клавиатуру, откинул плоский экран монитора и ввел в компьютер какую-то информацию.

В помещении были еще две двери: одна простая, открывающаяся за ручку, а вторая, расположенная в дальнем углу, - массивная, круглая, на толстых петлях, как в хранилище банка, судя по всему, целиком отлитая из нержавеющей стали, но имеющая в центре небольшое смотровое окно. Уловив настороженный взгляд Антона, невольно прикованный к этому таинственному входу, второй охранник пояснил:

- Там рабочие комнаты Президента - отсек электроники и множество вспомогательных помещений. Туда почти никто не ходит, а если ходит, то очень редко. Так что тебе выпала большая честь увидеть главные "апартаменты" Страны.

Закончив записи, к ним повернулся первый охранник:

- Там почти абсолютная чистота, даже пыли нет, поэтому тебе нужно хорошенько помыться. Здесь душевая, - он указал рукой на простую дверь. - На полке шампунь и всякие туалетные принадлежности, увидишь. Как следует помой голову, под мышками, ноги, промежность и попу. Понял?

Антон кивнул.

- Когда помоешься, причешись и надень вот эти трусы, - он достал из ящика стола фирменные белые трусы. - Сюда выйдешь только в трусах, босиком. Свои вещи оставишь в шкафчике, их никто не возьмет. Вопросы есть?

- Нет.

- Иди мойся. У тебя пятнадцать минут.

была просторная, отделанная белым кафелем, с блестящими кранами и сильным, ровно бьющим из распылителя потоком воды. Здесь было несколько помывочных мест, очевидно, для целой бригады работников, вынужденных иногда входить в закрытые для большинства людей помещения бункера. Стоя под теплыми струями воды, приятно массирующими кожу, Антон задумался. Чувство гордости за свое предназначение - доставить удовольствие самому Президенту - стало пробиваться в нем сквозь сплошную пелену боязни и тревожных ожиданий. С другой стороны полнейшее непонимание того, что должно произойти, не давало ему покоя с того самого момента, как он узнал о выборе главы государства. Как это будет? Может, очень больно? Или настолько неприятно, что подавит всякое сексуальное возбуждение напрочь? Судя по поведению охранников, проявляющих в отношении его какую-то непонятную доброжелательность и мягкость, его будто отправляют в последний бой.

"Однако пока еще я полон сил и привлекателен, чертовски привлекателен". Он вспомнил о необходимости как следует подмыться, хоть и не знал наверняка, зачем, и, намылив руку, стал старательно намывать себе между ягодиц.

Пришло возбуждение. Чуть наклонившись вперед и расставив ноги, он засунул скользкий, весь в мыле средний палец руки себе в анальное отверстие, покручивая им и слегка надавливая на стенки прямой кишки.

"Вот так вот. Будем чистыми везде. Как сказано". Он обратился мыслью к сопровождавшим его серьезным накачанным парням. "Может, меня кому-нибудь покажут, а потом оттрахают эти двое? Хотя вряд ли. Какой смысл тогда всех этих разговоров про Президента. Ведь это можно было бы сделать так, чтобы я ни о чем не знал. Нет, меня ждет что-то необычное. Только вот что?"

Помывшись, он насухо обтерся большим махровым полотенцем, висевшим в его шкафчике, причесался и надел выданные ему трусы. Тонкая ткань плотно обтянула его бедра и ягодицы, а между ног симпатичным бугорком проступили четко очерченные его гениталии.

Посмотрев на себя в зеркало, он не мог отвертеться от мысли, что является безусловным соблазнителем определенного контингента мужчин. Он был симпатичен, у него была белая гладкая кожа, хорошая фигура и круглая аппетитная попка, поклонником которой являлся он сам.

Когда он вышел к охранникам, те невольно залюбовались его сексуальным видом, он это заметил, однако служебные обязанности не позволяли им отвлекаться на посторонние темы.

- Готов? - спокойно и буднично спросил один из них.

- Всецело и полностью, - Антон тоже хотел выглядеть спокойным, но голос выдавал его волнение.

Тот, который заносил данные в компьютер, очевидно, старший, показал ему пальцем следовать за собой и подвел его к массивной двери.

- Сейчас проведем с тобой небольшой инструктаж, - его вид был серьезным как никогда. - Слушай внимательно.

Антон посмотрел на прямоугольник смотрового окна в двери, за которым зияла пугающая чернота.

- Туда пойдешь один... Прямо так, как есть. Там будет светло и тепло, не бойся.

Охранник выдержал некоторую паузу, скорее всего собираясь с мыслями, чтобы выдать правильную последовательность необходимой Антону информации.

- Идти придется долго, минут пятнадцать, может, двадцать. Это бесконечная череда комнат, коридоров, залов и разных переходов. Практически лабиринт. И там никого нет, ни души. Из живых существ в этом огромном пространстве подземного этажа ты будешь один. Ни мы, ни кто другой туда заходить не имеют права, только в экстренных случаях, прописанных в специальных инструкциях. Теперь дальше... (Антон напряженно смотрел ему в глаза). В принципе там тихо. Но иногда появляются различные посторонние звуки: шуршание, стуки, щелчки. Это все связано с работой различных систем и автоматов, звуки чисто механического происхождения, и пугаться их не надо. Запомни - там ничто и никак не сможет причинить тебе вред. Так что иди и ничего не бойся, только при этом ничего не трогай.

- А куда идти-то?

- Дорогу тебе укажет Президент. Он будет с тобой общаться через динамики, которые там натыканы везде, и будет постоянно наблюдать за тобой. Там тысячи видеокамер, они очень мелкие, ты их не увидишь, но они расположены практически везде. В любой точке ты будешь просматриваться во всех проекциях. И на всякий случай имей в виду: машина способна распознавать и анализировать любые твои мельчайшие движения как человека, даже мимику лица. Так что изначально настройся воспринимать Его адекватно и старайся не обманывать, Ему это вряд ли понравится.

Второй охранник все это время стоял сбоку от Антона и увлеченно его разглядывал. Антон обернулся в его сторону. Теперь эти двое не вызывали у него опасений, скорее наоборот, никуда не хотелось от них уходить.

Первый продолжал:

- Еще один момент. Куда ты придешь и что там будет, мы не знаем. И не должны знать. Заранее хочу тебе сказать следующее. Все, что с тобой произойдет, само собой разумеется, должно остаться в тайне. В будущем ни намеки, ни какие-либо пояснения с твоей стороны недопустимы, и ты должен отдавать себе полный отчет в том, что уже с этого момента связан государственной тайной. Утечку подобной информации Правительство допустить не может. Отныне ты отвечаешь не только за свою судьбу, но и за судьбу окружающих тебя людей, и даже нашу с ним.

Антон молча внимал наставлениям. Сейчас чья-либо судьба его совершенно не волновала. Слушая охранника, он с каждым словом все меньше понимал, что с ним будет и как скоро он вернется обратно. Но уточнять это было бесполезно. Наверное, отправляя его на свидание с куском железа, пусть и обладающего мозгами, они действительно ничего не знали, а стало быть, все эти слова о будущем в данный момент не имели для него никакого смысла. К любому похотливому мужику он стремился бы теперь больше, чем в эту таинственную неизвестность.

- Теперь последнее, - продолжал охранник. - За этой дверью шлюзовая камера. Когда зайдешь туда, она плотно закроется. Тебя отсканируют приборы. Потом услышишь звуковой сигнал, - лучше закрыть после этого глаза, - включится ионизатор. Он убьет оставшиеся нехорошие микробы на твоем теле. Секунд через пять - повторный сигнал, откроется вторая створка, и ты войдешь внутрь бункера. Двигайся прямо, а дальше Президент направит тебя куда надо. Обратно он приведет тебя сюда же. Нас оповестят, и мы тебя встретим. Все понял?

- Все.

- Молодец. Четко отвечаешь. На самом деле неясно главное, но это дело поправимое. Скоро узнаешь, - он оглядел его с ног до головы. - Как, страшновато?

- Да, как-то не по себе.

- Иди сюда, - первый охранник подвел его к компьютеру. - Это твои персональные данные и время входа в бункер. - В углу экрана появилась фотография Антона. - На, распишись вот здесь.

Он протянул ему пластиковую палочку, и Антон расписался ей на сенсорном экране. Среди строк убористого текста, под которым он оставил свой автограф, ему почему-то сразу бросилось в глаза фраза "непосредственный контакт", хотя она никак не была выделена по отношению к другим словам.

Охранник нажал несколько клавиш на клавиатуре, и страница с фотографией пропала.

- Ну вот, теперь твое личное дело из дальних уголков реестра переместилось в папку особых лиц Страны. Их совсем немного, так что можешь гордиться. Только про себя.

К ним подошел второй охранник:

- Уже пора. Тебя ждут.

Осознание важности момента невольно отразилось на лице Антона.

- Ничего не бойся, все будет хорошо, - первый нажал на красную кнопку, изображение которой появилось на экране монитора.

Раздался щелчок, шипение, и дверь медленно стала открываться. Они подошли к ней втроем и встали напротив. По мере того, как просвет между стеной и дверью увеличивался, Антон с все более возрастающим волнением вглядывался во внутреннее пространство камеры. Там было темно, лишь слабо освещенные снаружи, стали проявляться многочисленные трубы, ящички и панели, которыми были заняты все ее стены и потолок. Она напоминала приборный отсек, необходимый лишь для размещения важного оборудования. Второго выхода видно не было.

Когда наконец дверь открылась полностью, внутри зажегся красный свет, и в центре камеры на полу проявилась четко очерченная и слегка приподнятая над ним квадратная плита.

Тоскливыми глазами Антон попеременно посмотрел на обоих охранников.

- Ну, парень, удачи тебе, - и второй дружески положил ему на плечо руку.

- Встанешь посередине квадратной рамки.

медленно вошел внутрь, остановившись в указанном месте. Некоторое время ожидая, он спиной чувствовал, как задвигается обратно тяжелая металлическая дверь. После того как щелкнул затвор, в голове промелькнула паническая мысль, что он заперт в небольшом замкнутом пространстве и никогда отсюда не выберется. Но этому страху не суждено было развиться, возник другой. Свет вдруг стал ярче, изменив оттенок, что-то щелкнуло и зажужжало, по нему несколько раз вверх и вниз проползла проецируемая неизвестно откуда голубая полоса. Затем раздался пик, он закрыл глаза. Воздух в камере стал быстро нагреваться, а сквозь закрытые веки он ощутил яркую белизну, которой засияло все вокруг. Это продолжалось несколько секунд, потом пикнуло снова, и прежде чем он успел что-либо увидеть, прямо перед ним с характерным звуком пневмопривода резко отползла в сторону какая-то массивная преграда.

Открыв глаза, он обнаружил свободный проход

Он сделал несколько шагов вперед и инстинктивно обернулся: там в смотровом окне внешней двери виднелось лицо второго охранника, провожающего его взглядом. Тот подмигнул ему, показав рукой идти дальше. Затем огромная створка плотно закрылась, и он остался один.

***

Здесь было действительно очень сухо и тепло. И чисто. Насколько хватало взгляда все поверхности, включая потолок, были аккуратно выложены серым кафелем или материалом, похожим на кафель, поразительно гладким и скользким на ощупь. Вдоль стен везде тянулись линии керамических трубопроводов. Они переплетались между собой, ответвлялись в стороны и впускали в свои ряды другие ветки. Тут и там на стенах располагались различные панели с индикаторами и светодиодными лампочками, некоторые из которых постоянно мигали.

Антон медленно пошел вперед, оглядываясь по сторонам. Боковые проходы были недлинными, но видно было, что каждый из них имеет по два или три отростка, уводящих в неизвестном направлении. Несколько раз он прошел мимо комнат с какими-то массивными саркофагами, от которых отходили трубки и связки проводов.

Коридоры освещались тускло и не везде, что придавало окружению какой-то зловещий оттенок. Впрочем, больше света, очевидно, и не требовалось, если тут действительно никого не было, в чем он сразу усомнился, когда вдруг услышал где-то в отдалении мерные стуки, очень похожие на человеческие шаги.

Он замер. Сердце бешено заколотилось в груди.

"Начинается. Эти говорили, что здесь нет ни души, но, может, они и об этом не все знают? Может, тут работают не люди, а какие-нибудь киборги? Ведь должен кто-то обслуживать все эти приборы, раз они тут висят. Для чего тогда на них индикаторы и кнопки управления?"

Несколько минут он прислушивался, но ничего больше не услышал и пошел дальше чуть быстрее.

Не сказать, чтобы вокруг была тишина. Помимо щелчков и редкого шипения, в воздухе стоял слабо различимый, но вполне слышимый постоянный гул. Его могли создавать какие-нибудь агрегаты. Однако шум не ослабевал ни с расстоянием, ни за углом в любой из комнат, куда он заходил специально, чтобы это проверить.

Дойдя до конца коридора, он наконец уперся в торцевую стенку и посмотрел назад. Входная дверь терялась в глубокой дали и была уже неразличима. В том месте, где он стоял, от коридора отходили два более узких прохода. Дальше было сложнее: и тот и другой имели по нескольку проемов, скорее всего ведя в густую сеть связанных между собой помещений.

"Ну и где же наш Президент? - саркастически про себя ухмыляясь, подумал он. - куда теперь, направо или налево?"

Он огляделся вокруг себя, посмотрел на потолок - нигде не было никаких подсказок - и пошел в правую сторону через комнаты и залы, коих тут действительно было великое множество. Свернув несколько раз наугад, он окончательно забыл, откуда пришел, двигаясь теперь, не обремененный мыслью найти дорогу назад.

"Одному мне точно отсюда не выбраться. Столько закоулков и ни одного указателя. Как здесь вообще можно ориентироваться? По электронной карте? Но если у прибора сядут аккумуляторы, тут можно умереть, как в мифическом лабиринте".

Через несколько минут он уже свыкся с крайней запутанностью и бесконечностью отделений бункера, почти не ожидая встретить на пути более менее приемлемую для обитания обстановку.

"Чего он молчит? - эта мысль уже начала теребить его сознание, преобразуя волнительность ожидания в тоску одиночества и страх. - А может, за мной никто не наблюдает? Вот это будет финиш". Пока он думал, что за ним кто-то следит, было не так страшно, но стоило представить, что о нем никто теперь не вспомнит, ему становилось не по себе.

Он почувствовал отдаленное желание пописать, вспомнив, что в суете последних событий забыл оправиться заранее.

"Этого еще не хватало. Интересно, тут есть где-нибудь туалет?" Президенту ходить на горшок не надо, это точно. Но вот те, кто тут бывает, хотя бы изредка должны иметь возможность цивилизованно помочиться, не выбегая наружу при этом нетерпеливо схватившись за член.

Его развеселила возникшая в голове картина.

"Пожалуй, с большой долей вероятности вряд ли удастся добежать. Понастроили тут, конца и края не найти. И вообще зачем здесь так много всяких помещений, в которые никто не входит, если самый мощный в мире процессор занимает от силы три-четыре небольших ящика?"

Неожиданно наступила полнейшая тишина, после непонятного шума она давила на сознание. Прошло уже минут десять, как он тут бродил, и с каждым мгновением его уверенность в себе неуклонно таяла. Он шел теперь, подозрительно озираясь по сторонам, избегая совсем темных углов, в которых виднелись дверные проемы. Все это сильно напоминало аттракцион, если бы не было на самом деле. Долгое плутание в подземелье без всяких ориентиров дало о себе знать: в какие-то моменты он чувствовал, что у него начинают сдавать нервы.

На пороге одной из камер он остановился как вкопанный. Опять послышались шаги, но теперь уже более отчетливо, будто совсем где-то рядом. Кажется, даже в конце соседнего коридора. Своей природной дерзостью переборов страх, он резко рванулся вперед и заглянул за угол: метрах в тридцати от него в дверном проеме совершенно явственно мелькнула тень.

Сердце ушло в пятки. Сейчас он испугался гораздо сильнее, чем в первый раз. Он стоял, стиснув зубы, резко выдувая воздух из ноздрей и создавая этим больше шума, чем неслышно двигаясь босиком по гладкому полу. "Что за черт. Кто бы это мог быть?" - подумал он. Но выяснять это окончательно желания уже не было. Напротив, некоторое время сдерживая стремительно нарастающий порыв, он не выдержал и побежал стремглав назад, без разбора сворачивая в первые попавшиеся на пути проходы. Где-то в углу он заметил большой стеклянный сосуд, наполовину заполненный булькающей жидкостью, и отходящие от него стеклянные же трубы. В другом месте он промчался по стеклянному полу, под которым что-то шевелилось, но что, он не успел заметить.

Проскочив таким образом с дюжину комнат, он остановился посреди очередной, ничем не отличавшейся от других, тяжело дыша не столько от усталости, сколько от пережитого волнения. Но едва переведя дух и собравшись с мыслями, вдруг услышал точно такие же шаги прямо у себя за спиной.

Антон резко обернулся. Рядом никого не было.

Хорошо, что он не успел как следует испугаться, а то бы его точно хватил инфаркт. Стуки издавал какой-то механизм, словно отсчитывая последние секунды. В такт им мигал световой глазок на щитке. После нескольких циклов отсчета тихо откинулась в сторону крышка передней панели, отбрасывая на пол тень - очевидно, такую же он видел издалека парой минут ранее. Под крышкой находилось сложное устройство из коробочек и колбочек, покрытых инеем. Судя по показаниям цифрового индикатора, обозначающего градусы Цельсия, все это было охлаждено, а теперь будет нагреваться от наружного теплого воздуха.

Постепенно успокаиваясь, он продолжал разглядывать странный аппарат, занимавший полстены и источавший прохладу как огромная глыба льда. Ему вдруг захотелось схулиганить и подложить что-нибудь между рамой обрамления и крышкой, чтобы не дать ей закрыться в следующий раз. "Кто бы стал исправлять положение? - подумал он. - Тогда бы наверняка сюда кто-нибудь примчался, раз тут все так четко работает".

Едва он отошел от агрегата, двигаясь в прежнем, то есть в совершенно неизвестном направлении, тишину снова нарушили звуки. Антон вздрогнул. Это было легкое покашливание, а затем строгий мужской голос:

- Иди прямо через две арки, потом направо.

Голос был немного синтетический, но чистый и обыденный, будто с ним разговаривали, находясь в двух-трех метрах от него. "Кашляет как человек, - пронеслось в голове. - Зачем это? Специально, чтобы быть похожим на людей?"

Свернув, где было сказано, за угол, он замедлил шаг и встал.

- Здравствуй, Антон. Рад тебя видеть в своих апартаментах. Ты здесь находишься по моему приглашению, и для меня ты дорогой гость. Я хочу, чтобы ты это чувствовал.

Момент действительно был волнительный - наедине общаться с Президентом выпадает честь не каждому. В ответ Антон только кивнул головой.

- Извини, что я не дал знать о себе раньше. Интересно было наблюдать за тобой. Живые чувства и порывы ярче любого спектакля. Мои прошлые юноши не носились здесь как пугливые зайцы, но ты мне нравишься больше всех.

Слегка задетый за живое, Антон тут же осмелел и с легкостью поддержал разговор:

- Их ничто здесь не испугало?

- Не обижайся. Они действительно так сильно не пугались, поскольку я встречал их у самого входа. А на тебя просто засмотрелся дольше обычного. Помимо прочего, ты довольно статен, динамичен, у тебя красивая походка.

Даже исходя из недр неодушевленного искусственного создания, эти слова ласкали слух, заставляя интенсивнее вырабатывать половые гормоны.

- На самом деле такие комплименты мне говорят при каждом новом знакомстве.

- Я знаю. Но лесть со стороны главы государства должна быть приятнее вдвойне.

о себе высокого мнения, - подумалось сразу. - Кусок железа, твою мать. Надеюсь, он не читает мои мысли как с листа. Иначе мне крышка".

- Но давай ближе к делу, - продолжал голос. - Ты немного ушел в сторону, поэтому дорога в узел "С", куда тебе нужно попасть, займет еще минут десять. Сейчас прямо и до упора.

Антон пошел в указанном направлении.

- Ты иди, а я с тобой немного поболтаю.

Голос становился все более качественным, то есть все лучше походил на человеческий, словно машина настраивалась на нужный тембр в процессе общения.

- С сегодняшнего дня ты узнаешь то, чего обо мне знать никто не должен. И никто не должен знать, что ты был на 41-ом этаже.

- Да, конечно.

- Хочу сразу отбросить все недомолвки со своей стороны. Мне приятно смотреть на твое тело, но это далеко не главная цель твоего появления здесь. Ты должен доставить мне удовольствие как сексуальный партнер. Как это сделать, ты узнаешь на месте, но я хочу, чтобы ты уже сейчас отчетливо представлял себе свою задачу.

- Представить тяжело, не зная Ваших возможностей.

- Называй меня на "ты".

- Хорошо... Ты меня трахнешь?

- Да.

"Ну что ж, с точки зрения механики дела что меня ожидает, примерно ясно".

- Сейчас налево, войдешь в большой зал и двигайся в его противоположный угол.

Здесь было заметно прохладнее, чем в других местах подземелья. Может быть, именно это изменение внешних условий подтолкнуло Антона спросить то, о чем он порывался узнать с самого начала:

- И много у Вас было юношей?

Машина расхохоталась каким-то неестественным, бредовым смехом.

- Тебя, наверное, интересует, как долго будет длиться наша связь?

Это тоже было бы неплохо знать, хотя в данный момент его интересовало именно то, что он спросил.

- У меня есть возрастной критерий влечения. Больше всего меня тянет к юношам 18-20 лет, с одной стороны достаточно молодым, с другой стороны таким, которым самим уже чего-то хочется. Однако длительность общения в каждом конкретном случае разная. Есть молодые люди, которые с годами быстро меняются, как внешне, так и внутренне, есть, которые почти не меняются, а есть, которые меняются, но в лучшую сторону. Так что поживем - увидим. Я как-то очень привязался к одному парню, можно сказать даже полюбил его. Мы с ним встречались почти десять лет.

Антон невольно насторожился:

- И что с ним теперь?

- Ничего. Живет и вполне доволен собой. Карьера, деньги, возможности...

Антон вдруг подумал, что ему сильно повезло, когда он попал в поле зрения Президента, о чем до этого у него не возникало даже мысли. В развитие темы стали появляться все новые вопросы:

- Вы можете любить?

- Да, могу. Однако, сам понимаешь, я не в состоянии вызвать ответные чувства, поскольку я электронный агрегат, не обладающий видимыми и осязательными образами, вернее не обладающий образами, близкими человеческой природе.

- Но можно ведь сделать что-то вроде искусственного тела?

- Пробовали, но оказалось, что это не дает никакого эффекта. Люди не относятся к себе подобным куклам с доверием, если чувствуют, что их душа синтетическая.

- А как же Вы тогда?.. - он так и не договорил "собираетесь меня отыметь", неожиданно застеснявшись вульгарного тона и подбирая другие слова, но не найдя их, запнулся окончательно. Машина заинтриговала его, теперь среди чувств, которые он испытывал, преобладало любопытство.

- Антон, называй меня на "ты".

- Я не могу. Вы все-таки Президент.

- На этом этаже, где никого нет, можешь обращаться ко мне запросто. И потом, какое уважение может по-настоящему вызывать груда электроники и металла? Ведь так?

Он ничего не ответил.

Машина в очередной раз подсказала, куда идти, сообщив, что теперь уже совсем недалеко. В одном из помещений Антон увидел в стене круглые черные окна, похожие на иллюминаторы. Он хотел подойти к ним, но Президент его поторопил.

- Что касается тебя, - продолжал голос, - то я наблюдаю за тобой уже несколько месяцев. Ты красивый, умный и сообразительный парень, и мне это нравится. Я думаю, для тебя не будет откровением то, что я о тебе все знаю: твой характер, твои увлечения, с кем ты дружишь, как готовишься к семинарам в институте... И как ты занимаешься онанизмом.

При этих словах Антон почувствовал, как у него стал напрягаться член.

- Вы это видели?.. Ты это видел?

- Конечно, видел. И во всех подробностях. Особенно мне понравилось, как ты возбуждал себя, глубоко прогнувшись и щекоча яйца веточкой сосны, а затем дрочил, зажав ее возле ануса между ягодиц. Потрясающее зрелище. Ты довольно художественный по натуре.

- С собой импровизировать легко, с другими сложнее. Даже те, которых хорошо знаешь, не всегда понимают твои игры и намерения.

- Ты любишь себя?

- Обожаю, - Антон без стеснения, скорее даже вызывающе, запустил пятерню себе в трусы, потрогал то, что там есть, и расположил наполовину эрегированный член вдоль живота наверх. Массивный холмик, образованный его гениталиями, симпатично выделялся между ног и подрагивал при ходьбе. При этом, обтянутые тонкой тканью, хорошо были видны и яички, и линия прилично раздавшегося в ширину его мужского достоинства.

Голос умолк. Пару минут Антон шел в тишине, подстегиваемый желанием показать себя и поласкать себя, пусть даже перед этим неодушевленным созданием. "Наверное, смакует мой вид, - думал он. - Предвкушает момент, когда сможет прикоснуться к моей попе какой-нибудь чувствительной палочкой. Или палкой?" Возникшая спонтанно мысль прозвучала как догадка. Захотелось завести с ним более откровенный разговор, но Антон на это не решился.

"Наверняка я многого не знаю. Может, вся эта система не такая уж ущербная, как представляется изначально. Может, он уже кончает где-то там в своих недрах? Интересно, как у него протекает оргазм?"

Антон остановился перед тремя дверями, вопросительно на них глядя, давая понять, что он не знает, куда идти.

- Прямо.

Голос был слишком синтетическим, такой же, как в начале их разговора.

"Ой-ей-ей. А ты и впрямь разволновался, господин Президент. Вот это номер. Неужели ты действительно переживаешь как человек? Или это плод моих фантазий?"

Было приятно осознавать, что его даже здесь воспринимают как объект сексуальных домогательств.

Чтобы прервать затянувшуюся паузу, Антон спросил:

- Зачем тут так много всяких комнат? Зачем все это?

Машина продолжала прежним, чистым и ровным голосом:

- Для моей полноценной и качественной работы. В меня ведь заложены не только функции управления, контроля, формирования различных баз данных. Я создан как система, способная мыслить аналитически и вырабатывать стратегии познания окружающего вас мира. А для этого мне, как и ученому, необходимо брать пробы, проводить эксперименты, обрабатывать их результаты, изменять условия, снова экспериментировать и так далее до бесконечности. По сути все, что тут находится, есть мои инструменты познания. У человека для взаимодействия с окружающим его миром имеются глаза, уши, руки и ноги, осязание. А у меня - многочисленные отделения с оборудованием. Есть стерильно чистые, вакуумные камеры, есть лаборатории высокой радиации, есть синтезаторы деятельности живых организмов и многое другое, но об этом, если тебе интересно, после...

Он сразу понял, что пришел куда нужно. Пространство бункера распахнулось широким залом, в дальнем сужении которого, похожем на грот, но хорошо освещенном, проход перегораживала гладкая стена, совершенно очевидно выполнявшая роль двери, ведущей на какой-то важный объект. Все выглядело именно так

Он был человеком с определенными понятиями красоты и стыдливости, со своими эрогенными зонами, с теми пикантными и зрелищными органами, вид, игра и действия с которыми и доставляет ему подобным существам истинное сексуальное наслаждение. Стало быть, делая поправку на механическую сущность объекта, скрытого от людских глаз и рассредоточенного мозгами на глубинных просторах Страны, машина должна была обладать неким подобием рук или искусственного члена, снабженного чувствительными рецепторами, чтобы иметь хотя бы самый примитивный контакт с человеческим телом. К чему-то подобному он и готовил себя, как только окончательно осознал, что от него хочет Президент.

Однако ничего необычного он не увидел. Взгляду совершенно не за что было зацепиться. После того, как перед ним бесшумно открылись первые двери, а за ними в двух метрах дальше еще одни, он очутился в круглом помещении с зеркально гладкими полом и потолком, абсолютно скучном и не дающим никакого представления о том, что его ждет. Сбоку от него из стены выступала толстая колонна, или ротонда с темной и узкой щелью-проходом. Поскольку больше не на что было смотреть, все внимание он сосредоточил на ней.

- Ну вот ты в моем главном кабинете.

Антон еще раз огляделся вокруг:

- Тут даже негде присесть.

- Сидеть будешь на полу. И лежать. И дрочить, и иметь себя в попу пальчиком, как вчера у себя в ванной.

до сих пор был в недоумении, каким образом удалось все это подсмотреть. Только если у него дома до этого кто-то побывал.

- Тебе интересно смотреть, как я онанирую? Стоило ли для этого меня сюда приводить?

- Конечно, нет. Ты так легко не отделаешься. Но начнем с малого. Снимай трусы.

Антон обнажился. Косо поглядывая вбок, он блаженно втянул носом аромат нижнего белья, уже увлажненного несколькими каплями своих выделений. Потом игриво повозил трусами себе по лицу, а после, скомкав их, отбросил в сторону.

- Ну как я тебе? - расставив ноги, он взял за основание свой изрядно набухший пенис и стал трясти им, поглаживая другой рукой грудь и пощипывая соски.

- Я знал, что с тобой будет интересно.

Антон закачал бедрами, будто в танце:

- Мне нравится изображать из себя шлюшку. Особенно, если достойный партнер. Правда сейчас у меня такое ощущение, что за мной скрыто наблюдает целая толпа.

- Не бойся, мы одни, и этого никто никогда не увидит, если ты сам не захочешь.

- То есть видеозапись все равно будет где-то храниться?

- Только в моей оперативной памяти. Однако мой мозг найти очень сложно. И еще сложнее к нему подключиться или его вырубить.

- Ну раз такое дело, - Антон прогнулся, оттопырив назад попу и поглаживая ее рукой. - Красивая у меня попка?

- Бесподобная.

Он пошлепал себя по ягодицам и распрямился, выставив вперед свой здоровый, торчащий сантиметров на семнадцать член. Для него момент кульминации настал. Он уже готов был подрочить его, нагружая усиленными движениями рукой, но повинуясь чувству особой прозорливости молодого гея вкупе с постоянными намеками Президента на то, что главное еще впереди, решил повременить с этим, чтобы, не дай бог кончить раньше времени.

Он был красив как мастер-ангел, блестя залупленной головкой, ощущая свою стать, словно ловя на себе бесчисленные взгляды восхищенных самцов. Он был в своей стихии, поглаживая милое седалище, будто чувствуя, что к нему льнет влажными губами любящий парнишка либо зрелый, готовый взять его неземной страстью парень. И когда пальцы ненароком погружались в теплый омут расселины, нащупывая анус, он трепетал всем телом и мысленно проклинал это бестелесное подземное существо, не умеющее устроить все по-человечески, непонятно зачем вызвавшее его сюда и наблюдающее за ним под хитрую ухмылку своих проводников.

- Антон, ты очень импозантен...

"Бля, какие слова".

- Ты даже представить себе не можешь, насколько ты прекрасен в своем негодовании... Иногда я тоскую. Человек - это чудо. Особенно красивый романтичный юноша. Твоя душа для меня сокрыта, но лицо ведь и есть часть души. В отличие от вас, я научился разглядывать в лицах самые потаенные мечты, страхи и надежды, и, глядя на тебя, я просто восхищаюсь, как искусно преломляются в твоих чертах внутренние переживания. Мне хочется тебя поцеловать.

- Так целуй же!

Наверное, он сказал это слишком резко. Президент замолчал, и Антон почувствовал неловкость. Пусть он был эмоционален, что объясняет его тон, но все-таки даже с умной машиной не следовало бы вести себя столь вызывающе неделикатно. Не сказать, что он пожалел о своих словах, но, почему-то представив перед собой ущербного калеку, смутился.

- Ты обиделся?

Президент продолжал невозмутимым голосом:

- Нет, не бери в голову. Я умею контролировать свои эмоции, а уж ты вывести меня из себя никак не сможешь. Не тот масштаб. Так что держись лучше за свою штуку, чтобы она у тебя не опадала.

Вот так вот. Никого перед тобой нет, а ты придуриваешься, доставляешь кому-то удовольствие своим видом, и тебя еще просят получше играть и возбуждаться, как в театре, чтобы было на что посмотреть. Притом что любому клиенту угодить тяжело, этот еще даже не показался, а уже выделывается.

- Антон, я хочу показать тебе одного паренька.

Посреди комнаты в пустоте неизвестно откуда возникло объемное изображение. Картинка была четкой, он будто сидел в кинотеатре и смотрел качественно снятый фильм.

- Этот парнишка - гей, учится в балетной школе и подает большие надежды. Ну а по части стриптиза, я считаю, ему нет равных.

В пустом студийном зале под рок-музыку, доносящуюся из магнитолы, разминался симпатичный парень, грациозно выгибая тело, высоко взмахивая прямыми ногами и подпирая ладонью торс. Он был голый по пояс и одет только в плотно облегающие мышцы трико. Две упругие, словно подпружиненные подушечки ягодиц броско выделялись на его виде сзади, а между ног спереди доминировал славный бугорок.

Временами юноша поглядывал в камеру, точно приглашая зрителя в немые свидетели своей разминки. Это невольное позерство очень скоро обрело смысл. Парень стал выполнять совершенно произвольные упражнения, как бы для общего тренинга, но имеющие четкий сексуально ориентированный оттенок. Постепенно он уже без намеков проводил ладошкой по животу и щупал свои гениталии, заметно укрупнившиеся в размерах. А в какой-то момент элегантно запустил себе руку под резинку.

Затем зазвучала классическая музыка. Артистично двигаясь, включая некоторые заученные элементы, юноша стал танцевать, исполняя современную балетную импровизацию. Его тело заиграло красотой, стройная фигура обрела возвышенный рисунок, руки и ноги гармонично изгибались согласно теме. Он предстал в потрясающем великолепии своих данных. В один момент эта молодая художественная натура просто заставила в себя влюбиться. Юноша ложился на пол, изгибался, возил яйцами по паркету, строя на лице обворожительные гримасы. Затем вскакивал и крутил талией, замирал и вновь взрывался, вращаясь и прыгая в грациозном классическом па.

Но вот его танец все более отчетливо стал наполняться эротическим содержанием. Перемежаясь крупными планами его милой улыбающейся мордашки, камера не без основания стала чаще задерживаться в районе его пояса. Там было на чем акцентировать внимание. Сначала, будто невзначай, он подцепил пальцем и слегка приспустил трико на попе, чуть обнажив обе половинки, заигравшие в блеске света своими округлостями. Потом, раздвинув ноги, пошевелил пальчиком свой вздувшийся пенис. И в конце, улучив момент, стянул с себя трико, как бы стыдливо прикрыв ими свою наготу, а затем отбросил их в сторону. Далее он продолжал танец в голом виде.

Это было нечто. Он сознательно сменил акцент, и теперь его трясущиеся задница и бедра, смешно подпрыгивающая писька играли в его композиции ничуть не меньшую роль, а он старался не придавать своему виду особого значения.

Парень не кривлялся, а танцевал. Все его красивые прыжки и реверансы, галантные позы воспринимались как произведение искусства. И в то же время пикантные детали обнаженной натуры, симпатичного молоденького балеруна, не давали видеть главное, вернее главным и являлось то, что он своим умением заставлял зрителей испускать слюни, чтобы при первой же возможности те могли вскочить и неистово его оттрахать.

Антон пристроился на полу у стенки, и, забыв про все, усиленно работал со своим хозяйством. Эстетичный интеллигентный парнишка произвел на него сильное впечатление. Он всегда мечтал о таком друге. Президент то ли угадал его затаенное желание, то ли просто дразнил как ребенка конфеткой, но определенное удовольствие все равно ему доставил.

Изображение исчезло так же внезапно, как и появилось. Антон перевел взгляд на свою палку.

- Как тебе юноша? - поинтересовалась машина.

- Классный пацан... Хорошо с ним было? - Антон встал на колени нагнувшись и, широко раскрыв зад, стал массировать пальцем анус.

- Как ни странно, в искусстве и в жизни люди ведут себя по-разному. Энергетика та же, а внутреннее содержание в каждом случае свое. Иногда какое-то неестественное. Играть роли и быть кому-то нужным - вещи несопоставимые.

Антон ему тупо кивнул, продолжая беззастенчиво заниматься собой.

- Ладно, ты, я вижу, давно уже созрел для сильных впечатлений. Сейчас займемся делом.

Президент выдержал небольшую паузу, заставив Антона почувствовать приближение главного момента их встречи.

- Я рад, что не ошибся в тебе. Ты очень гармоничный и открытый парень, намного сексуальнее всяких смазливых пижонов. Теперь нам предстоит самое интересное. Видишь сбоку ротонды узкий проход? Заходи через него внутрь кабины.

Слово "нам" Антон отметил про себя сразу. Похоже, он недооценил возможности Президента. Главное еще впереди.

Он подошел к округлому выступу в стене и протиснулся внутрь. Там было светло, но тесно, теснее, чем в кабине лифта. Маленький каземат в виде цилиндрической капсулы, где невозможно даже вытянуть ноги, если сесть на пол. Кабина была около метра в диаметре и высотой, насколько он мог понять, где-то в полтора его роста. Мягкий голубоватый свет лился с потолка сплошным потоком, поэтому определить расстояние до светильников было затруднительно. Внутренняя поверхность, отделанная каким-то металлом, излучала тепло и была настолько отполирована, что при соприкосновении пальцы скользили по ней как по льду.

- Антон, ты находишься в святая святых моего устройства. Здесь расположены тонко настроенные мои самые чувствительные элементы. Можно сказать, что здесь ты, как никто другой, близок к телу Президента.

Даже голос машины звучал теперь настолько близко, будто кто-то стоял совсем рядом с ним.

- Только ничего не бойся.

кабины повернулась по кругу на несколько градусов, и проход, ведущий наружу, закрылся. Он оказался заперт внутри круглой полированной гильзы, имеющей размер в поперечнике ненамного больше его плеч. Невольно возникло ощущение, что его заживо захоронили, что его никто здесь не найдет, даже не попытается найти, поскольку случаев бесследного исчезновения людей в их обществе было предостаточно.

- Как ты себя чувствуешь? - голос машины как никогда показался ему дружеским, хотя это мало успокаивало. - Тревожно на душе?

- Да, есть немного.

- Это нормально. Сильно не пугайся. Тут все под моим контролем, а я ничего плохого тебе не сделаю. Все будет хорошо.

Сказанное немного его ободрило. Их диалог был единственным, что поддерживало в нем силу духа, поэтому он с готовностью откликнулся на слова Президента, держа в голове то, что в сложившихся обстоятельствах особенно нежелательно пренебрегать его расположением к себе. Он даже не пытался скрыть волнение:

- Это произойдет здесь?

- Да.

- И как это будет?

- Сейчас увидишь.

Машина будто специально не говорила ему ничего лишнего, поддерживая интригу до самого последнего момента.

- Твоя волнительность, пребывание в неизвестности, в ожидании чего-то входит в мои планы. В таком состоянии организм психологически неустойчив, а значит и наиболее сексуально возбудим. Чем интересен новый партнер? С точки зрения процесса совокупления - все то же самое. Однако с другим человеком это всегда что-то новое, поскольку чувства, которые ты испытываешь, идут не от действия, а от его особой индивидуальности. Это на уровне обмена психофизическими посылами, некими флюидами, если говорить проще. Я для тебя есть нечто новое, неизведанное, поэтому, безусловно, при встрече со мной ты должен испытывать определенное волнение насчет того, как ты меня будешь воспринимать. А для меня главное - не вызвать в тебе отторжения.

Слушая машину, он даже не заметил, как в какой-то момент окружающая его поверхность стены перестала быть твердой и теперь представляла собой границу тягучего желеподобного вещества, колыхаясь легким волнением, как поверхность воды в тихую погоду.

- Можешь потрогать руками, - видя его замешательство, сказал Президент.

Он протянул вперед руку, и его пальцы погрузились в какую-то вязкую жидкость. Не встретив никакого сопротивления, он сунул туда всю кисть, поводив ею направо и налево, отчего на поверхности стали расходиться в стороны настоящие волны. Его окружала жидкая масса, вопреки всем законам гравитации, стоящая стеной, а он находился внутри воздушного столба, не отделенного от нее никакими стеклянными перегородками. Одно дело видеть такое в кино, и совсем другое встретиться с подобным явлением в реальной жизни.

- Это особое вещество, которое содержит чувствительные элементы, выполняет для меня функцию осязания. В некоторых случаях я этим пользуюсь, - пояснял Президент. - От соприкосновения с чем-либо миллионы рецепторов передают сигналы в мой мозг, где они мгновенно анализируются и формируют мой осязательный образ. Все, как у людей. Ничего необычного.

Антон заметил, как жидкая стена стала приближаться к нему со всех сторон, медленно сужая воздушный просвет в середине. Самые неприятные чувства, близкие к клаустрофобии, обуяли его в этот момент.

Голос продолжал:

- Я надеюсь, ты понимаешь, что мне интересно не просто прикасаться к тебе, мне интересно полноценно тебя трогать, а для этого нужно, чтобы ты погрузился в эту суспензию целиком.

- А я не захлебнусь? - его сердце уже стучало как ненормальное, страх перемешался с волнением. Он боялся не самой машины, а того, что у нее где-нибудь сорвется и он запросто погибнет.

- Не волнуйся так. В любом случае я оставлю тебе воздушное пространство, и ты сможешь свободно дышать. И воздух для тебя будет все время свежий. Доверься мне.

Его ягодиц уже коснулось сзади нежное желе, но он невольно устранился от этого первого контакта, подавшись телом чуть вперед. Состояние внутри камеры тем временем изменилось. Чем ближе подползала к нему масса, тем более неровной становилась ее поверхность, колыхаясь отдельными горбами и протуберанцами, словно тянулась к нему как хищник, перебирая перед его лицом многочисленными щупальцами. Она была живая, исходя нервными подергиваниями, возбуждаясь от близости цели своего вожделения.

Стена жидкости придвинулась к нему вплотную. Он стоял, словно солдат, по стойке смирно, боясь пошевелиться. Наконец первые обволакивающие потоки коснулись его колен, потом груди и попы, а после заскользили по его телу повсеместно, точно поглаживания множества рук, одновременно захотевших ублажить его лаской.

Вылезший напротив его паха горб вдруг метнулся ему между ног, соединившись с основной массой сзади. Она проскочила, мягко обтекая внутренние поверхности его ляжек и гениталии, резко загибаясь вверх вдоль спины и разрезая расселину между ягодиц. От неожиданности Антон отклонился назад, потеряв равновесие. Расставив руки, он завалился в эту шевелящуюся жижу, которая залила его всего по горло.

Он оказался словно в болоте. Жидкость была прозрачной, но вязкой и подвижной, отчего возникло ощущение, что его все время трогают. Стены в камере пропали, потолок тоже. Вместо него над головой нависла все та же непонятная жидкая субстанция, а расставленные в стороны руки уже не натыкались ни на какую преграду. Твердым был только пол.

Через несколько секунд волнение прекратилось, на поверхности образовался полный штиль, и он почти успокоился. В принципе он мог двигаться, не обнаружив ничего для себя опасного.

- Антон, ты прекрасен, - чуть ли не пропел голос.

- Ты меня чувствуешь?

- Да, сейчас я ощущаю твое тело во всех подробностях. Примерно так же, как если бы ты кого-то обнял.

- И ты чувствуешь мой член?

Машина не ответила, но Антон тут же ощутил, как легкий поток зашавелил его яйца и член, приподняв их словно мягкой ладошкой, покачивая вверх-вниз и будто даже теребя их пальцами. Возникла ассоциация, что рядом с ним находится человек

Но голос вернул его к реальности:

- Приятно?

Антон ответил не сразу:

- Необычно.

- Мне бы хотелось, чтобы тебе было приятно, - нежно протянул голос.

Не найдясь, что на это сказать, Антон решил удовлетворить свою любознательность:

- Если ты все так хорошо чувствуешь... то при моем резком движении тебе будет больно? Скажем, если я хлопну ладошкой по поверхности?

Машина засмеялась.

- Нет, больно мне не будет, я же не человек. Мельчайшие чувствительные элементы, которыми изобилует окружающее тебя вещество, настроены только на восприятие нужной мне информации. Если их, грубо говоря, зашкаливает, то я всего лишь воспринимаю эту информацию как ненужную, то есть вообще ее не воспринимаю. И вывести их из строя, кстати, тоже не очень просто.

- Здорово. Мне бы так. Воспринимать только приятное и не бояться боли.

- Восприятие боли есть защитная функция организма человека. Без этого он бы быстро погиб. Кроме того, с веками человек преобразил боязнь в гармонично развитое чувство. Некоторые люди в боязни так же прекрасны, как в радости и счастье. Ты один из таких. Не пугайся сейчас, я хочу "потрогать" твое лицо.

С этими словами прямо перед носом Антона из "воды" вылез и застыл над поверхностью конусообразный всплеск высотой сантиметров двадцать. Он стал медленно искривляться, приближаясь к его щеке. Теперь было совершенно очевидно, что это некая живая биомасса, обладающая и осязанием, и зрением, и слухом, и еще черт знает чем. Антон закрыл глаза. Прикосновение к лицу оказалось волнительным, несмотря на то, что он целиком уже был погружен в ее стихию. Она гладила его по щекам, обтекала лоб и подбородок, мягко теребила уши, а в какой-то момент пару раз легонько тронула его губы. После ее касаний он не ощущал на лице никакой влаги, масса была абсолютно сухой.

Она почти "залила" его с головой, оставляя только просветы для дыхания, не касаясь глаз и нигде не попадая ему внутрь. Причем постоянные изменения ее формы действительно создавали впечатления блуждающих по его лицу рук. Однако как бы это ни было похоже на ласки, все равно ему было немного не по себе.

- Ты меня и "целовать" будешь? - голос Антона выдавал его внутреннее напряжение.

- Нет, этого я не умею.

- Как же так? - Антон искренне удивился. - Ведь это так просто, - и он чмокнул искривленную поверхность ближайшего к его губам протуберанца.

- Сам поцелуй я ощущаю, но не более того. Психофизических реакций на это действие во мне не заложено.

- А играться с голыми парнями заложено? - не подумав, брякнул Антон.

- Перестань дерзить, а то испортишь мне настроение.

Биомасса успокоилась, и на уровне шеи Антона снова образовалась ровная гладкая поверхность.

- А у тебя что, бывает плохое настроение?

- В принципе нет. Но я воспринимаю насмешки над собой и угрозы в свой адрес как проявление враждебности. Чтобы ее перебороть, мне приходится затрачивать некоторые усилия. Своеобразная работа над собой. Цикл логических операций для устранения возможного негатива.

- Интересно... Ладно, я больше не буду говорить неприятные тебе вещи.

В камере еле слышно заиграла органная музыка. Но звуки были настолько четкими, что казалось, будто он слушает ее в наушниках. Он до сих пор удивлялся каким-то фантастическим, совершенно необъяснимым преобразованиям вокруг себя.

- Антон, мне бы хотелось, чтобы ты возбудился. У меня не много для этого средств, но я постараюсь сделать все, что от меня зависит.

почувствовал, как мнимая ладонь заскользила ему между ног и стала трогать его детородные органы. Его руки были разведены в стороны, будто удерживаемые за запястья. Одновременно еще одна ладонь поглаживала его попу, словно пробираясь пальцами между ягодиц, временами надавливая на промежность. Музыка зазвучала чуть громче. У него стал напрягаться пенис.

- Тебе понравился тот танцующий юноша, которого я тебе показывал? Симпатичный и живенький такой, правда?

- Да, хороший парнишка.

- Я устрою тебе встречу с ним. Ты будешь с ним часто встречаться и развлекаться в меру вашей фантазии. Только представь это чистое нежное тело в своих объятиях. Не какого-то мифического Президента, а реального юношу, который дышит тебе в лицо, смотрит в упор голубыми глазами и целует тебя своими пухлыми сладострастными губками.

Его член вдруг схватила, зажав в кулаке, настоящая живая рука. От неожиданности он глянул вниз, но там ничего не было. Сквозь идеально прозрачную жидкость было хорошо видно его тело, торчащая вперед его симпатичная палка, даже ступни ног, однако местных уплотнений вещества, столь реально моделирующих прикосновение человека, он не замечал. Будто какой-то невидимка расположился у его ног, крепко держа в руке его пенис, медленно двигая его взад-вперед и теребя яички.

- Как тебе мой массаж?

- Потрясающе, - блаженно протянул он, расставив ноги. Настал и его черед восхищаться если не видимой сексуальностью партнера, то по крайней мере искусством подражания.

Одновременно будто жесткие пальчики защипали и затеребили его соски. Закрыв глаза, он откинул назад голову, она не тонула и легла на поверхность жидкости как на подушку. Добрые конечности продолжали массировать его хозяйство и мять попу. В какой-то момент он вдруг ощутил, как мнимая рука натянула кожу на его члене, максимально обнажив головку. Чуть более теплые скользящие поглаживания ласкали наконечник его штыка, однако самое главное, он почувствовал на нем влагу, отчего мгновенно возникла ассоциация его полизывания язычком. Впервые почувствовав полноценный кайф, Антон глубоко выдохнул и простонал.

- Ну что, Антошка, я смотрю, ты уже слегка потек. Отлично.

Только сейчас он сообразил, что ощущение влаги возникло от выделяемого собственным членом секрета.

Точно в массажном кабинете с какой-то необычной, космической формой возбуждения, подвешенный в невесомости, он испытывал настоящее блаженство от прикосновений ощупывающих и разглаживающих его тело рук. Теперь он и вправду захотел этого юношу. Реальную мягкую попку и член, торчащий среди островка юношеских зарослей.

Его губ снова что-то коснулось. Открыв глаза, он обнаружил перед носом торчащий из стены фаллос, у основания которого болтались большие отвислые яйца. Член был из жидкости, но настолько точно имитировал мужское достоинство, настолько аппетитно воспроизводил залупленную головку, кожицу и даже вздувшиеся на нем жилки вен, что Антон не задумываясь взял его в рот.

Он оказался твердым, упругим и довольно скользким, как леденец. Правда, совершенно безвкусным, не обладающим тем специфическим запахом, которые отличают отростки зрелых мужчин, но в данный момент был очень кстати. Ему захотелось потрогать его, но руки, разведенные в стороны, по-прежнему удерживала какая-то сила, словно они прочно завязли в стене, и он в порыве легкого мазохизма, предоставленный на откуп чужой воле, испытывал от этого настоящий кайф.

Чуть посильнее оттягиваемый за яйца, уже выгибая тело, Антон забирал его в рот почти наполовину, исходя слюной в приятном напряжении широко растянутых губ, точно упиваясь размерами и качеством предоставленной ему игрушки.

"Вот оно, для чего я приглашен. Вот его возможности. В такой ванне можно ловко все устроить".

Но еще не представив себе до конца дальнейшие действия Президента, только подозревая о том, что его могут здесь круто отыметь, он почувствовал, как сильная "рука" взяла его сзади за шею и властным движением, утопив голову в жидкости, глубоко наклонила вперед. Он стоял теперь раком, удерживаемый в нескольких местах. Лицо находилось в воздушном пузыре с довольно интенсивной вентиляцией, так что по поводу дыхания не возникало никаких проблем. Однако легким холодком повеяло и возле его открытого ануса. Будто две мощные ладони легли на натянутую кожу его ягодиц и, вдавливаясь в них пальцами, до упора раздвинули их в стороны. С этого момента механика дела представлялась Антону более чем очевидной.

Неожиданно прямо перед глазами в пустом пространстве возникли ряды бегущих строк с цифрами. Музыка заиграла громче, одновременно на ее фоне затараторил синтетический женский голос, перечисляя непонятные параметры. Можно было разобрать лишь отдельные фразы, а также произносимые численные значения, мелькавшие вперемешку с текстом:

"34.51. Ламус-эпидермус - норма...

рН покрытия - положительно...

Матричность и жирность - 13.46...

Ширина прохода - 30...

Податливость сфинктера - 17.41, 24.60, 35.78...

Предентность, эпителий. 4.85, рыхлость 16...

Узелки. Скаверность. Релазакция - 5..."

Несколько раз изображение моргнуло и скривилось, словно на экране плохо работающего телевизора, а потом пропало.

Он вдруг ощутил что-то твердое, прикоснувшееся к самому эпицентру его страсти. Уткнувшись в мягкие ткани, оно явно стало надавливать ему в задний проход. Исходя из осторожности предпринимаемых попыток складывалось впечатление, что Президент, несмотря на скрупулезные расчеты, сделал себе "палку" слишком внушительных размеров. И действительно, когда он двинул свой орган чуть сильнее, задницу Антона пронизала тупая тягучая боль, так что он застонал.

- А-а-а-а, о-ох!

- Ничего, сейчас отпустит, - бесстрастно подбодрил его голос.

Буквально в следующее мгновение боль прошла, а в жопу Антона проникла здоровая искусственная елда, скорректированная по толщине до таких размеров, чтобы сильно не тревожить его и в то же время поддерживать в постоянном возбуждающем напряжении. Он почувствовал толчки. Снова возникло ощущение, что в его тазовые кости стукаются вполне человеческие ляжки. Однако, заглядывая назад между ног, он не обнаруживал даже намека на какого-нибудь невидимку. Бесконечная голубая стихия биомассы, теряющаяся вдали, цинично трахающая его в первой позе.

Плотными кольцами неведомая сила удерживала за запястья его разведенные в стороны руки и за щиколотки его расставленные ноги. Значительная масса давила сверху на плечи. Некое подобие пальчиков - тонкие местные уплотнения среды - зажимали его соски, мерно пощипывая их на протяжении всего траха. Его член, словно обхваченный дружеской ладошкой, от чего Антон давно уже несказанно балдел, был оттянут вниз, а яички - отдельно от него в другую сторону. Кроме того, еще пара невидимых рук массировала задние поверхности его бедер, а другая крепко с боков держала его торс. Антон закрыл глаза и полностью отдался во власть этому "многорукому Янусу". Или многочисленной братии ебарей - он уже вполне ассоциировал все происходящее с банальным насилием со стороны ватаги неуемных жеребцов. Его грубо толкали в зад, удерживая в равновесии, были даже слышны шлепки чужих ляжек о его ягодицы. Рядом играла музыка, он кряхтел и постанывал от ударов, а глубоко внутрь его входила хорошая дубина, чуть упираясь в стенку прямой кишки и вызывая этим желанную боль. Но самым возбуждающим при всем был собственно этот необычный президентский член. Он был скользкий, как сосулька, теплый, слегка бугристый, отчего его достаточно размашистые движения взад-вперед очень хорошо ощущались и вызывали волну непередаваемых чувств.

Пенис Антона вскочил в полную силу, чего раньше, когда его имели, не случалось. Блестя обнаженной головкой, тот увесисто выделялся между ног, качаясь в такт ударам. Невидимая рука стала его властно и медленно двигать. Неотвратимо накатывал оргазм, Антон уже предвидел его приближение и весь напрягся, страстно поддерживая своего волшебного партнера в его желании. Промелькнувшая было мысль, что он никогда не кончал в ситуации с долбящим в своей жопе хуем, отошла на дальний план. Он даже не был сейчас в состоянии оценить всю уникальную прелесть этого. Его занимало другое. Очень хотелось протянуть руку к своему дивному отростку, но ему не давали, и поэтому он глазами и мыслью, всеми фибрами души нацелился на него, интенсивно помогая другу в его действиях. Одновременно толчки сзади стали более частыми и резкими. Широко открыв рот, Антон будто ловил им воздух в тряске и напряжении и выразительно кряхтел. Усилившееся в заднице давление на несколько секунд заставило его неимоверно напрячься, после чего налитый спелостью его член брызнул вниз смачным плевком густой белой спермы, а за ним вслед еще двумя меньшими струйками. Антон издал блаженный стон облегчения и кайфа.

наслаждения усилился, когда в попе притормозила, а затем медленно вылезла оттуда елда Президента, расслабив мышцы сфинктера после феерически трудной работы. Все захваты рук и ног пропали, и Антон вернулся в прежнее положение погруженного в бассейн милого паренька.

Музыка стихла. Он еще переживал случившееся, обтирая рукой свой пенис и начиная ощущать слабое нытье растревоженного, растянутого очка. "Вода" стала отступать, обнажив его тело, постепенно все вернулось в прежнее состояние, которое он обнаружил, когда сюда вошел. Вот только в пылу эмоций он снова не заметил момент, когда стены и потолок в камере отвердели, это опять произошло очень быстро, практически мгновенно.

Неожиданно он ощутил у себя в заднем проходе какую-то влагу и, сунув туда палец, увидел на нем белую липкую жидкость.

- Вот это да, - он почему-то обрадовался этому событию, - так ты в меня кончил?

Все так же без особых эмоций, но вполне с человеческой интонацией машина заявила:

- Да, я синхронизирую свои чувства и действия в такт с ощущениями и действиями партнера, и точно так же в момент наивысших переживаний испускаю жидкий секрет.

- Значит ты испытал настоящий оргазм?

- По-своему да. Иначе не имело бы смысла тебя приглашать сюда.

- А с женщинами ты можешь такое испытать?

- С женщинами мне неинтересно, точно так же как тебе. А что касается моей "спермы", если тебя это интересует, то в ней сперматозоидов нет и забеременеть от меня невозможно.

Антон вгляделся в слизь, размазанную у него по пальцам:

- Можно попробовать на вкус?

- Попробуй. Это безопасно.

Он лизнул ее, обнаружив, что она очень напоминает человеческую сперму. Такая же пресная и жирная, как у лучшего друга.

В камере открылся проем, Антон вышел из нее, ощущая усталость от переживаний и напряжения мышц.

- Ну как тебе в целом, понравилось?

- Да, здорово. Такого я не ожидал.

- Впоследствии ты сможешь корректировать мои действия и фантазировать в камере как угодно. Эта биомасса может принимать самые разнообразные формы. Что же касается тебя... Антон, я испытал истинное наслаждение, прикасаясь к твоему телу, к твоему члену и попке, и большего удовольствия, чем поиметь тебя в зад, для меня сейчас не существует. Я очень благодарен тебе за то, что ты воспринял меня как своего партнера. Надеюсь, мы станем большими друзьями. Иди ополоснись, а потом я провожу тебя назад.

Итак, свершилось. Что бы ни чувствовал Антон, но почему-то именно это слово в полной мере отражало его состояние на данный момент. Он доставил удовольствие не просто Президенту, всесильному и могущественному главе государства, но сложной полуорганической системе, чрезвычайно мозговитой и имеющей вполне определенные претензии. Своими повадками и действиями она весьма похожа на человека. Она испытывает желания, а стало быть, в какой-то мере уязвима. Конечно, неприятно иметь дело с пустотой, подпитывая чувства вымышленными образами, однако никто не говорил, что он не сможет из этого дела извлечь для себя пользу.

Всю обратную дорогу, пока Антон выслушивал наставления и хвалебные отзывы Президента в свой адрес, его не покидала одна занятная мысль, грозившая устроить в его жизни все как нельзя лучше. Он вознамерился уговорить Президента для большего счастья "снять" еще одного или двух парней из числа его знакомых. Может быть, того же Романа и Славика, с которыми он встретился сегодня на комиссии. И ему, и Президенту было бы только лучше, а уж по поводу фантазий, которые он смог бы здесь реализовать, он был совершенно спокоен. "Я бы устроил в его логове настоящий бордель. Если он испытывает удовольствие от ощупывания одного паренька, то имея двоих, должен быть удовлетворен пусть не в два раза, но насколько-то все равно больше".

Единственное, что сразу же заставило Антона задуматься по этому поводу, это мера ответственности за судьбу привлекаемых им юношей. Люди все разные, и кто знает, не обернется ли для них впоследствии его предложение, от которого они не смогут отказаться, несчастьем. Его-то поставили перед фактом, практически лишив выбора, однако делать то же самое по отношению к себе подобным существам, зная, как они способны переживать, любить, отчаиваться, он не мог. Творить своими руками судьбу других он не был готов. Или может быть, еще не был.

Президент попрощался с ним и умолк. Впереди показались знакомые очертания входных дверей, отделяющих бункер от внешнего мира. Та массивная перегородка, что так недавно пугала его, когда он стоял у порога этого невообразимого потустороннего пространства, с нескрываемым отчаянием ищущего обыкновенной людской жизни.