Кастинг первый: Мила

На дворе сытые и беззаботные нулевые. Съёмная квартира в спальном районе. Поздняя осень. Вечер. Я сижу в зале на диване и жду гостей. Точнее, гостью. Передо мной на треноге установлена видеокамера, направленная на кресло напротив. Я слышу цокот каблуков по коридору, а следом стук в дверь: — Тук, тук, тук! — Войдите.

Дверь открывается и входит «актриса», стуча каблучками. «Бедный линолеум!» — думаю я, но вслух произношу дежурное: — Присаживайся.

Она приземляет свой аккуратный маленький зад, затянутый в тугие джинсы, на мягкое кресло, закидывает ногу на ногу и кладёт изящные маленькие ладошки на колени. — Добрый вечер. — Приветик, — голосок у неё низковат и хрипловат для такого миниатюрного и нежного создания. — Как тебя зовут? — Мила. — Это твоё настоящее имя? — Да. Так-то меня Людмилой родители назвали, но мне больше нравится когда меня называют не Людой или Люсей, а Милой. Меня так все друзья зовут. — Хорошо, будешь Милой, раз тебе так нравится. Тем более, что ты и вправду очень миленькая.

Мила в ответ улыбается своей божественно-очаровательной улыбкой. Её зубы сияют свежестью и белизной, а губы нежны и чувственны, без следов помады. Никакой другой косметики тоже нет, а волосы блестят естественной чернотой. Это требование заказчика — никакой косметики. И я с ним в этом полностью солидарен. Такой красоте косметика ни к чему. — Ты пришла на кастинг, Мила, верно я понимаю? — Да, верно. — Ты ведь в курсе, куда мы проводим кастинги, для чего набираем актрис? — Да, в курсе. Вы снимаете порнуху. — Ну, зачем так грубо, — вздыхаю я, — мы здесь творим высокое искусство. Искусство любви! — Скорее, ебли! — Мила заливается дивным звонким смехом и всё не может остановиться. Она хохочет до слёз, бьёт кулачками о подлокотники, дрыгает худенькими ножками. Лицо её теперь цвета бурака, но всё такое же прелестное. Ей весело, но мне не очень.

Я передаю ей бутылку минералки так, чтобы моё лицо не попало в кадр. Оно здесь не нужно, ведь главная звезда сидит и хохочет в кресле, а моё лицо на видео ни к чему, лицо только испортит впечатление. Если моя физиономия и попадёт ненароком в кадр, я её обязательно заретуширую. — Всё, успокоилась? — я немного раздражён и не скрываю этого. — Ой, всё-о-о-о, больше не могу-у-у... — Мила резко выдыхает и вытирает рукавом рубашки слёзы, — да, всё, успокоилась. Она делает несколько глубоких глотков из бутылки и отдаёт мне. Её тёмно-карие, весёлые глаза снова смотрят в камеру. — Сколько тебе лет, Мила? — Позавчера стукнуло восемнадцать.

Я ненадолго замолкаю, задумавшись. — То есть, ты родилась четвёртого ноября? — Да. — И уже хочешь сниматься в порно? — А почему бы и нет. Тем более, что за это неплохо платят. Вы же хорошо платите, верно? — Верно. Подобный товар высоко ценится в странах с развитой экономикой и жёсткими запретами внутри общества на распутство

Но производится он в таких странах как наша, хоть и запрещён здесь формально. Так что да, деньги мы платим хорошие, ещё никто не жаловался. Только чтобы их заработать надо хорошенько потрудиться. И ты потрудишься, уж будь уверена. — Должна справиться, я денюшки люблю. Кто ж денюшки не любит... Можно и поработать немного... Тем более что в мои годы работу тяжеловато найти...

Я пристально смотрю в её большие чёрные глаза, будто отлитые из тёмного шоколада, обрамлённые густыми ресницами. Как же они прекрасны! — Ты девственница? — Пффф... Ха! Где ты щас найдёшь восемнадцатилетних целок? — То есть нет? — Нет, конечно. — И давно? — Года три уже. Я тогда бухая была. Хуле, впервые так нажралась... Бля, аж тошно вспоминать... — И кто был этот счастливчик? — Я же говорю: нахуярилась, не помню кто первым был. Их там трое было, вот все трое и ебали меня. А может ещё кто был, хуй знает... — Презервативами пользовались? — Само собой! Я потом в мусорке штук пятнадцать использованных насчитала. У меня с этим строго.

— Жаль, конечно, что не целка. Могла бы заработать ещё больше. Такой товар на вес золота. — Ну, и так неплохие деньги, — она хищно улыбается, — для школьницы-то. Не зашивать же ради нескольких лишних грошей пизду обратно. Куплю себе шмоток, сотовый, телевизор новый, DVD-плеер... — Бухла... — Да, винчишко, сигаретки хорошие, а может и травки... — Ты куришь? — Да, в компании курю. — А родители в курсе? — Отец давно из семьи ушёл, мать всё время на работе, старший брат в армии. — Ясно. Откуда ты узнала о наших кастингах? — Подружка рассказала. — Даша? — Да, Дашка Перова, одноклассница.

«Придётся этот фрагмент вырезать при монтаже», — с досадой думаю я. — Какой у тебя рост? — Не знаю точно, что-то около метр-писят, может чуть больше. — Вес? — Последний раз было 38, штоли, типа таво, не помню уже... — Грудь? — Да, выросла немного, но не очень, — Мила мнёт свою едва различимую грудь сквозь рубашку и лифчик, но мять там, и вправду, особенно нечего, — вроде «единичка» есть. — Хорошо, покажи себя. — В смысле, раздеться догола? — Да, догола, только не спеша, по моей команде, чтобы лучше всё разглядеть.

Она нагибается, расстёгивает молнии на сапогах и снимает их. Смотрит на меня вопросительно. Я показываю ей жестами чтобы она расстегнула рубашку. Мила послушно выполняет мои указания и остаётся выше пояса в одном простеньким белом лифчике, а клетчатая рубашка висит на спинке кресла. — Сними джинсы. Она встаёт, расстегивает джинсы и неловко стягивает, вешает их по-соседству с рубашкой. — Колготки и носки. Мила снимает красные носочки и чёрные зимние колготки, остаётся в лифчике и простых чёрных трусиках. — Что дальше? — Покрутись. Нет, стоп, медленнее. Вот так.

Фигурка у неё что надо: стройная, но не тощая, а скорее спортивная, гладкая смуглая кожа, ножки без малейших следов кривизны с маленькими ступнями, аккуратная твёрдая попка, плоский животик. Просто прелесть! Жаль, что через несколько лет, из-за бухла, курева, наркоты и нескольких абортов оно, по всей видимости, больше станет похожим на сморщенный чернослив, чем на нынешнее тело прелестной глупой нимфетки. — Сними лифчик. Она заводит руки за спину, возится там недолго, и вот уже и лифчик присоединяется к остальному тряпью, скучающему на кресле. Грудь у неё, и правда, очень маленькая, ещё не до конца созревшая. Но зато эти маленькие сисечки дерзко торчат, смело смотря вперёд тёмными сосочками.

— Потрогай грудь. Да, вижу что упругие. Как и попочка. Спортом занимаешься? — Да, раньше плаванием занималась. Дома вся комната в медалях, дипломах, кубках. — А сейчас забросила? — Да, спорт для лохушек. На спорте не заработаешь, тем более на таком. Я лучше пива с парнями попью на хате после уроков и в порнушке снимусь за баблишко. — Это ты зря. Спорт полезен для здоровья и красоты. Можно ведь и совмещать. Мила презрительно фыркает, мол: «не учите меня жизни, дяденька». — Ладно, мы тут не мораль читать собрались. Трусики снимай.

Она быстренько стягивает с себя последнюю чёрную тряпочку и остаётся в чём мать родила. Стоит, руки в боки, а между ног виднеется небольшой чёрный кустик. На месте трусов видны следы от загара, хотя на месте лифчика — нет. — Любишь загорать топлесс? — Да, с подружкой на крыше загорали всё лето. — С Дашей? — Да ну нах, с Дашей! Ты её видел? Бледная как поганка! С Юлькой Солодковой, соседкой. «Опять придётся прибегать к магии монтажа. А ведь заказчик этого не поприветствует. « — Снова досадую я. — Повернись спиной. Да, так. Отличная задница! Нагнись. Ниже. Ещё ниже. Булки раздвинь руками. Шире, шире! Вот так.

На меня из девичьего промежножья смотрит юная смуглая пизда, с на удивление большими для такой мелкой ...