Цветочный отряд. Часть 18

— Нравится, гнида? — засмеялся Эрбек. Он с бешеной силой схватил Жанну за ворот платья и резко дёрнул в сторону. Ткань с предательским треском разорвалась по шву. — Сиськи махонькие какие, — гадко чмокнул он и облизнул кривые толстые губы.

Во время рывка воротник больно резанул Жанне шею, и она сжала зубы от боли. В воздухе вспыхнуло яркое пламя зажжённого фонаря, и тогда Жанна увидела наконец сатраповцев. Это несомненно были они, потому что их узкие глаза светились злым кровавым огнем. В остальном они выглядели, как пьянчуги, и раньше бродившие по границам рабочих кварталов их небольшого сибирского городка. Но Жанна сразу догадалась — это не люди, а страшные оборотни. От оборотней несло перегаром, блевотиной и похотью. Эрбек был массивен, редкая, всклокоченная, чёрная и как будто мокрая борода торчала из его лица кривыми пучками. Глаза Эрбека постоянно таращились, как у какого-нибудь подземного жителя, а скулы выглядели как-то стоптано, уплощёно и под стать хозяину, по-злому. Второй мужчина был заметно постарше и поменьше ростом, тело его ссохлось на тропах войны, такая же клочковатая, как и у Эрбека, борода порыжела от беспощадного степного солнца и не менее беспощадного напалма. В руках он держал рифленую гранату, и лицо у него было таким злым, что Жанна затряслась от первобытного ужаса. Её вдруг едва не вырвало, но рвать было нечем.

— Чаво трясёсься? — дико рявкнул Эрбек и с размаху врезал Жанне кулаком в живот.

Жанна успела увидеть, как дёрнулся смотревший вверх ствол оружия за его спиной, потом страшная боль согнула её в поясе, и она повалилась на пол лицом вниз, обмочившись.

Чьи-то твёрдые, сухие, словно дерево, мозолистые пальцы проникли под задравшееся платье и с таким же предательским треском, как и ворот секундами ранее, разодрали мокрые трусы Жанны. Жанна ощутила острые, мерзкие запахи возле самого лица, клочья волос гадко защекотали её щёку. Эрбек навалился на неё всей своей могучей тушей, в бедро Жанне упёрлось что-то твёрдое и жаркое.

— Обсыкалась, гадина, — пыхтел Эрбек, — ну ничаво, так легше пойдёт.

Его член проник в девственную щель Жанны, причиняя той нестерпимо жгучую боль. Эрбек приподнял Жанну и поставил раком, сорвав последние остатки одежды. Он беспощадно начал насиловать Жанну, мять её прекрасное юное тело, иногда прикладываясь к нему кулаками и больно щипая, теребить маленькие упругие сиськи.

Он страшно и протяжно завыл, будто и не человек, а какой-то дикий зверь, член его захлюпал в увлажнившейся от спермы, уже не девственной, щели Жанны. Жанна почувствовала, как по её ногам потекло нечто тёплое и густое.

Так Жанна стала членом их семьи. Оборотень с порыжевшей бородой оказался главой этой семьи, а Эрбек был его сыном. Они по-очереди насиловали Жанну. Эрбек почаще, но без затей

Бил и царапал он Жанну уже не так сильно, скорее по привычке. Даже проявлял о ней некоторую заботу, кормил супом и иногда мыл в душе, а после душа, налапавшись и насосавшись её прекрасного тела, покрытого густой сетью синяков и царапин, неизменно насиловал прямо на скользком кафельном полу душевой, оставляя на локтях и коленях Жанны кровавые ссадины. Но в сравнении со своим отцом он был довольно вежлив и даже учтив, без дела Жанну не лупил, только за плохую уборку и стряпню мог отвесить подзатыльник или дать пинка под её маленький оттопыренный задок.

Рыжебородый же Оборотень, как прозвала его Жанна, насиловал её пореже, но зато любил разные затеи. Особенно нравилось ему вставлять Жанне в «пиздёшку», как он любил выражаться, какой-нибудь продолговатый предмет вроде огурца или кабачка, а в это время трахать её в некогда тугую, а теперь разбитую его кривым и толстым елдаком до состояния широкой пещеры, попку. Делал он это в разных позах, долго не мог кончить, а перед долгожданным облегчением страданий Жанны, начинал кряхтеть, кусаться гнилыми зубами и царапаться грязными заскорузлыми когтями. Жанна старалась в такие моменты повернуться к нему спиной, но не всегда у неё это получалось, и потом приходилось мазать какой-то гадкой мазью прокусанные губы и кровоточащие соски. А ещё Оборотень любил забрызгать личико Жанны своей мерзкой спермой, заставляя глотать отвратительную на вкус жидкость до последней капли, а после всего долго водить вялым елдаком по нежным губам.

Жанна не помнила, сколько дней она жила у них, предшествующее времяисчисление отодвинулось для неё за пределы восприятия. Единственные часы в доме новых хозяев не работали, а солнце лишь смутно напоминало о себе иногда сквозь закопчённые окна. Вместо солнца Жанна измеряла теперь путь своей жизни промежутками между истязаниями. Где-то между ними и густым, мучительным забытьем сна, она, наверное, и жила теперь, сама всё меньше и меньше веря в реальность собственной жизни.

Но в один день семьи не стало. Эрбек и Оборотень просто ушли, вооружившись до зубов и громко крича, и не вернулись. Зато вместо них пришли сияющие безупречной чистотой люди в ярко-синем обмундировании. Таком ярком, что Жанне не верилось что это человеческие существа. Она думала, что это те самые ангелы, о которых давным-давно рассказывал смешной бородатый дядька в школе, спустились к ней с небес.

Ангелы забрали её и долго лечили, а потом взяли с Жанны согласие участвовать в каком-то жутко интересном эксперименте. Жанна согласилась. Да и как она могла отказать посланникам небес, спасшим её от жестоких оборотней?!

***

Часть 18. Басра.

Отряд уже более недели продвигался по Халифату на пригородных автобусах и электричках, а порой и пешком, ночуя в неприметных дешёвых отелях, харчевнях, а то и просто в палатках. В пути обходилось без происшествий. Вели они себя тихо и скромно, не привлекая лишнего внимания. Денег и Сока было в достатке для спокойного и неспешного перемещения по незнакомой стране.

И вот они почти уже достигли цели — порта в Басре, остановившись в одной из харчевен на окраине этого пыльного и жаркого города. Из Басры их путь лежал прямо в Антарктиду. На самолёте, конечно, было куда дешевле и быстрее, но для полётов у них не было документов, так что опять придётся воспользоваться услугами контрабандистов.

* * *

Тина, как всегда, без аппетита глотала огненно-острый суп и косилась на одного из немногочисленных клиентов харчевни, дорого, но неопрятно одетого, грузного, взъерошенного, словно воробей после дождя.

— «Вылитый Эрбек, только не такой страшный и жирнее», — размышляла она, — «Вот бы встать сейчас, и размазать его потную тушу об стену!» — но продолжала быстро и сосредоточено работать над дымящейся тарелкой овсяной лепёшкой, заменявшей местным жителям ложки и вилки.

Тина, естественно, понимала, что это не мог быть Эрбек, ведь прошло слишком много времени после их последней встречи, но отделаться от неприятного ощущения брезгливости никак не могла, уж слишком гадкими и отчётливыми были воспоминания. Анус её непроизвольно сжался.

Её хмурые мысли прервало недовольное бурчание Пахома:

— Ну и гадкое же пиво варят эти халифатцы! — он опрокинул остатки ячменного напитка в пасть и оскалился, — Да и свинина у них — дерьмо!

— Тише, дурень, тише, — Георгина недобро смотрела на псоглавца, — мы в гостях, а потому должны с благодарностью принимать яства и напитки от подданных великого халифа Али!

— Но свинина, — голос Пахома стал тише, — едва ли не тухлая...

— Ты ещё не застал времён до воцарения великого халифа Абдурахмана, отца Али. Тогда свинина и алкоголь были в этих краях под полным запретом.

— Бред полнейший, — Пахом пытался выковырнуть языком застрявший между зубами кусок мяса, — что за идиоту могли прийти в голову мысли запретить бухло и бекон...

— Спасибо мудрости Абдурахмана и пророка Мухаммада, они отменили данный запрет более двадцати лет назад.

— Говорят, пророк до сих пор жив, — шепнула Мари.

— Да, и несёт свою мудрость славному ...